Андрис Колбергс - Человек, который перебегал улицу

Эти три дня были не из тех, что тянутся как вечность. Эти три дня пролетели быстро.

По утрам я сидел в отделе, а к полудню отправлялся в управление прослушивать в маленькой комнатушке магнитофонные записи за прошлую ночь и утро. Все единодушно решили, что мне нет смысла скучать рядом с помощниками дежурного всю смену, тем более, что целые сутки я все равно сидеть не мог. Добрые и любезные коллеги, помощники дежурного, отмечали время, когда сообщалось что-нибудь такое, что могло меня заинтересовать, и таким образом прослушивание занимает у меня не больше часа.

Утром последнего дня, из отпущенных Шефом, я встречаюсь с ювелиром. Он работает в небольшой мастерской, где ремонтируют также часы.

Ювелир завел меня за барьер, чтобы клиенты в очереди не слышали, о чем мы говорим.

Заключение он уже написал, и я быстро пробегаю его глазами.

— Дымчатый топаз, — читаю я. — Что значит дымчатый топаз?

— То самое и значит, — ювелир морщит лоб.

— Драгоценный камень?

— Так называемый полудрагоценный.

— Кольцо даже не из серебра. А мне показалось дорогим и красивым.

— Я думаю, что его сделал кто-нибудь из народных умельцев. Тонкая работа. Мельхиор вместо серебра взят умышленно, потому что прочнее, а цвет такой же.

— Сколько такое кольцо может стоить?

— Не меньше двухсот.

— Ого!

— Это вам не какой-нибудь искусственный корунд, это настоящий минерал. И цена его непрерывно растет.

— В Риге я мог бы купить такое кольцо?

Ювелир пожимает плечами.

— В комиссионке случается встретить даже индийскую слоновую кость, — говорит он.

— Я имел в виду не комиссионный магазин.

— По-моему, кольцо оригинальное, потому что вряд ли у одного мастера могут оказаться два топаза одинаковой величины, одинаковой шлифовки и одинаковой окраски. Для каждого камня мастер рисует свой эскиз оправы, хотя элементы орнамента могут повторяться.

— Где это кольцо изготовлено?

— Утверждать я не берусь, но думаю, в Крыму. Мне рассказывали, что во время шторма в Коктебеле на берег моря выбрасывает сердолик, яшму и агат — так же, как у нас на побережье в Курземе — янтарь. Попадаются там и топазы. И кроме того, в орнаменте есть что-то татарское, хотя спиральные пирамиды можно увидеть и у других степных народов.

Слово «Крым» в течение последних дней я слышу уже второй раз.

В отделе меня ждал ответ от московских дактилоскопистов.

«На Ваш запрос № 215/275 сообщаем, что таких отпечатков пальцев в картотеке не имеется».

Ребята Артура реставрировали лицо женщины. Артур по телефону рассказывает мне, что это было не так уж трудно.

Рисунок уже перефотографирован, могу за ним хоть сейчас ехать в лабораторию.

Фотоснимок мне нужен, потому что к вечеру третьего дня мой список пропавших женщин снова увеличился — до шести человек. Мать Кристины Томниеце, правда, получила от дочери письмо, но мне надо видеть саму Кристину Томниеце — письмо могло быть написано и за неделю до отправки.

Артур был прав с самого начала — на фотографии я вижу действительно молодую женщину со скуластым монгольским лицом, большими, чуть раскосыми глазами и чувственными губами.

Лестница в доме, где живет мать Кристины Томниеце, очень узкая, хотя квартира безупречна. По поведению матери видно, что милиция ей больше не нужна.

— Вы всегда приходите незваными? — она сердита. Может, дочь написала все, что думает о своей матери, и это было не очень лестно? Или, может, дочь написала, что находится там, где мать меньше всего хотела бы ее видеть?

— Покажите, пожалуйста, какую-нибудь фотографию вашей дочери! — Я не намерен пускаться в дискуссии.

Мать приносит целый альбом, и я имею возможность полюбоваться Кристиной с раннего детства до цветущей молодости. Нет, не ее я ищу: у нее узкое личико.

Чувствую, что мать хочет меня о чем-то спросить, но не решается.

Следующий адрес — жена уже нашлась. Нарочно уехала к дальней родственнице, чтобы муж побегал, разыскивая.

Еще один адрес. Разглядывают фотографии — я показываю ее вместе с портретами других женщин, чтобы исключить ошибку, — нет, это не она.

Еще адрес.

Еще.

И конечная цель моего пути — гостиница «Рига», где живет Мумин Бейвандов. Оказывается, он не кавказец, а таджик. Ему лет тридцать. Меня удивляет его поведение — то кажется, что он вышел из хрустального дворца с короной на голове, то наоборот — выполз из пещеры, кутаясь в невыделанную шкуру.