Андрис Колбергс - Человек, который перебегал улицу

Но на улице его не арестовали и за ним даже никто не следил. Он шел дворами, через которые можно было выйти совсем на другие улицы, в последний момент вскакивал в трамвай и, проехав одну остановку, снова менял направление. Так он добрался до магазина Цауны.

Он приблизился к нему осторожно: огляделся сперва, нет ли поблизости милицейской машины, и лишь тогда прокрался во двор. Потом открыл дверь служебного входа. Внизу послышались голоса.

Вдруг Вильям сообразил, что делает громадную глупость. А что если милиция уже внизу? Альберт ведь по телефону предупредил: «Мы не знакомы!» Альберт, может быть, именно сейчас отпирается, а он явится, чтобы показать милиции, в каком направлении искать.

Он кинулся прочь, даже не закрыв дверь. Выскочив на улицу, он бросился в людской поток, вылившийся под вечер на улицу. Он пробивался через толпу с отчаянной энергией, локтями пробивая себе дорогу, задыхаясь. На него оглядывались, вслед ему летели реплики.

Когда Вильям окончательно выбился из сил, он забежал в какой-то подъезд, прислонился к стене и стал жадно глотать воздух. И все ждал — вот-вот услышит шаги преследователей.

Из автомата он позвонил Альберту, чтобы выяснить хоть что-нибудь, но в магазине никто не поднимал трубку.

А вдруг милиция ждет его дома? Кто же дал им адрес? Ведь он там не был прописан.

Он собрался с духом и решил идти домой, потому что бегать так еще час или два не имело смысла, завтра его все равно «заберут» с работы.

Хозяйка сказала, что ему никто даже не звонил.

Явится милиция, и у него останется лишь пустая комната. Пустая комната… Нет, когда он выйдет из тюрьмы, не будет и этой комнаты, и он опять вернется к матери в свою каморку. Опять придется все начинать сначала; под какой же несчастливой звездой он родился — опять и опять ему в жизни приходится все начинать сначала. А может, его осудят условно? Или за хорошее поведение освободят досрочно? Зачем себя обманывать, ведь знаешь, что срок будет большим. И ты знаешь, что сам виноват. Ты мог жить лучше, чем подавляющее большинство других людей, и все-таки спутался с Цауной. Ах, да! Альберт…

Он позвонил Альберту домой.

— Алло! — прозвучало в трубке, но по одному этому слову Вильям не мог определить ответил Альберт или кто другой, поэтому молчал.

— Алло! Нажмите кнопку! — поучал Альберт.

— Это я звоню.

— Ага… Из дому?

— Что нового?

— Все тихо.

— О нем ты что-нибудь узнал?

— Еще нет. Но ты не волнуйся, он будет держать язык за зубами, я его хорошо знаю!

Однако в словах Альберта не было уверенности. Что делают с человеком, который попадает в милицию? Его допрашивают. Так, вроде, должно быть. Допрашивают. А потом? Сразу отправляют в тюрьму? Может, сначала в тюрьму и только потом допрашивают? Почему милиции еще нет? Будет молчать… Так ему и позволят! Что он скажет, как объяснит, откуда у него костюмы? Чего бы ему не признаться, ведь главный виновник — закройщик! Наверно, милиционеры только ловят и отправляют в тюрьму к следователям — не зря же тюрьма возле Матвеевского кладбища раньше называлась следственной… Значит, сегодня вечером или завтра утром.

Нахлынула жажда деятельности. Вильям пересчитал деньги, хранившиеся в секретере, — почти тысяча рублей. Он вложил в конверт шестьсот и записку «Сынок, тебе на мотоцикл», заклеил и надписал «Сыну».

Потом он отсчитал двести пятьдесят за квартиру. За три месяца вперед, если все-таки суд приговорит его к условному сроку.

Он отнес хозяйке конверт для сына и квартплату. Вспомнив, как хозяйка восторгалась его электрическим «горным солнышком», подарил ей этот аппарат.

Он хотел всем оставить о себе добрую память, в нем было уже что-то от покойника.

Когда пришла Ирена, он отдал ей почти все оставшиеся деньги — купи сама все, что хочешь!

— Уж не думаешь ли ты откупиться? — Ирена, как всегда, была подозрительна.

— Нет, — он погладил ее по голове. — Я хочу только доставить тебе радость, ведь я знаю, что ты меня любишь.

— Я все еще не могу поверить, что ты это наконец заметил. — Она стала его целовать, и он сказал себе: «Я ее действительно люблю. Почему бы и нет?» — Угадай, чем бы ты меня больше всего обрадовал… — она прильнула к нему.

Магнитофон?

Рояль?

Шуба?

— Не знаю, — признался он.

— Угадай! — поцелуи ее становились чаще и горячее.

Сегодня нет, значит, завтра утром, думал он, ложась рядом с Иреной на диван. И кроме того, он думал, что Ирена действительно стоит того, чтобы ее любили. В этот вечер он был очень добродушен.