Андрис Колбергс - Человек, который перебегал улицу

— Я бы мог поделиться опытом!

Сроки заключения он воспринимал спокойно, хотя в том, что попадался, обычно виноват не бывал. В заключении он читал классиков, изучал практическую юриспруденцию, разрабатывал новую производственную технологию — мода все-таки меняется быстро — считал и подсчитывал, сетуя на ограниченные возможности поставки сырья. Случалось, возникала необходимость в хозтоварном магазине покупать полистироловые тазы и переплавлять их на оправы для солнечных очков, что увеличивало себестоимость продукции. Ему, правда, предлагали краденые на фабриках материалы, но он их никогда не покупал, опасаясь влипнуть в уголовное дело о расхищении государственного имущества.

Выйдя из тюрьмы, Вилберт Зутис сначала шел к старым друзьям — завмагам, потом объезжал нетронутые милицией объекты фирмы, приказывал возобновить работы и в дальнейшем прохлаждался, проводя время в путешествиях или культурных развлечениях.

Когда Цауна, желая помочь Вильяму, разыскивал Зутиса, чтобы переговорить о возможностях реализации тканей, господин генеральный директор был погружен в тяжелые раздумья. Он пришел к выводу, что в условиях социализма не сможет долго существовать. Он был благодарен социализму за те щели в экономике, которые вообще позволили ему существовать; но чего стоят щели, если распустились его работнички? С лентяями он, Зутис, еще мог бороться, ведь он платил сдельно, в борьбе с ворами он тоже нашел бы какое-нибудь средство, но что делать с пьяницами? Как ему в, одиночку справиться с ними, если на фабриках не справляются административный аппарат, товарищеский суд и местком? Он даже уволить такого пьянчугу не мог, потому что пьянчуга, будучи морально разложившимся элементом, может побежать в милицию, и она тотчас же прибудет за пресс-формами и шлифовальными кругами, а это все стоит огромных денег. Значит, от пьяниц избавиться нельзя. Но пьяницы между тем делают брак, пьяницы не соблюдают сроков, пьяницы — сплошь скандалисты. Кончится тем, что на скандал явятся стражи порядка, увидят оборудование и тогда уж не спасут ни заверения, ни клятвы. И еще одна проблема — колхозники! Раньше за десять рублей в день на него работала вся семья, теперь хоть каждому по десятке — не пошевелятся. Это все потому, что чересчур много платят за трудодень.

Но больше всего его встревожил последний арест. Он готов был поспорить, что не обошлось без доноса. Арестовали его в Литве, едва сошел с поезда. При нем было два больших чемодана с пластмассовыми туристскими солонками. Очень удобными, очень привлекательными и достаточно дорогими. Когда он с чемоданами вышел из здания вокзала, когда уже пересек площадь и подходил к стоянке такси, его окружили несколько мужчин и любезно попросили сесть в милицейскую машину.

— Что у вас в чемоданах? — спросили в отделении.

— Не знаю, — мрачно ответил Зутис.

— Как же так?

— Я их нашел. В тамбуре.

— Значит, украли?

— Нет, нашел. А что, кто-нибудь заявил, что его обокрали?

Никто ни о чем, конечно, не заявлял. Потом следователь долго исследовал красивый литовский фирменный знак на дне солонки и расспрашивал, для какого магазина этот товар предназначался. Зутис держался молодцом, следователь рассердился и отправил его до суда в тюрьму — за присвоение найденного государственного имущества законом предусмотрено четыре года лишения свободы. Следователь надеялся, что уже на следующем допросе Зутис сознается в недозволенном промысле — за это и наказывают меньше. Но Зутис не признался. На суде его адвокат потребовал опечатать чемоданы и с помощью экспертизы прежде всего доказать, что это государственное имущество. В заключении экспертизы было написано, что солонки эта фирма производит из пластмассы другой марки. Следователь понял, что его очень тонко обвели вокруг пальца: если солонки не государственное имущество, а частное, то за присвоение найденного частного имущества суд может вынести Зутису только общественное порицание. После двухмесячных игр в домино в тюрьме братской республики, общественно порицаемый Зутис вернулся в Ригу, но в ушах все еще звучали слова, которые со злостью прошипел ему на прощание одураченный следователь:

— Приезжай опять, дружок, к нам в Литву!

Шипение было настолько недвусмысленным, что о Литве Зутис больше и не помышлял.

Кто мог навести милицию на след?

Зутис встал и принялся кругами ходить по комнате. В ней почти не было мебели. Только ковер да огромный тяжелый письменный стол, украшенный резьбой. Должно быть, сработанный еще в прошлом веке, вероятно, его сконструировал сам мастер: в нем были потайные ящички и пластина-столешня, которая выдвигалась с одной стороны, таким образом получался стол на восемь персон.