Андрис Колбергс - Человек, который перебегал улицу

Наконец, он решил позвонить завмагу Цауне. Когда он в двух словах рассказал суть дела, Цауна велел немедленно ехать к нему. Хотя уже была глубокая ночь, Цауна возился на кухне — кипятил воду для кофе.

— Просидев в твоей мастерской до полуночи, комиссия, наверняка так обозлилась, что тебя турнут как пить дать, — рассуждал Цауна. — Тут тебя никакие знакомства не спасут. Я знаю только один путь — махнуть лечиться в Страуте. От алкоголизма. Дело проверенное: некоторые по этой дорожке прогулялись раза три, а то и больше, но всегда возвращались оттуда со справкой, удостоверяющей, что теперь они чисты как ангелы. И тебе такую дадут.

— Нет, это не так просто. Я и раньше подумывал о лечении. Нужны всякие анализы, на это уйдут недели.

— Передай с женой ключи от мастерской и напиши покаянное письмо начальнику управления! Извинись за то, что не предупредил, и присочини еще с полдюжины каких-нибудь историй — это любят. Анализы пусть тебя не волнуют, я все устрою.

Там, где теперь расположен воздушный мост возле станции Браса, в начале пятидесятых годов был железнодорожный переезд со шлагбаумом, который поднимали и опускали вручную. Здесь же, со стороны центра города стоял круглый, довольно большой пивной ларек. По воскресеньям, когда на трассе Межапарка гремел мотокросс, в ларек набивалось чуть не с полсотни мужчин; столики тут были маленькие, круглые, на одной ноге, как избушка Бабы-Яги. Большинство посетителей замечали эти столы только тогда, когда осушали свои кружки. Они, видно, считали, что столики для пустых кружек и предназначены. А полные кружки они держали в руках и потягивали пиво, подперев какую-нибудь стену или выходили из ларька на свежий воздух.

— Господь бог для всех господь, — сказал толстый мужчина, выходя из ларька на солнышко. В каждой руке он ловко держал по три кружки с пивом, через края которых перекатывалась и по стеклянным зеленоватым бокам сползала густая пена. Это злило стоявших в очереди и истомившихся от жажды.

Мужчина осторожно поставил кружки на большой дощатый ящик возле забора — в таких ящиках дворники хранят свои орудия труда, и начал медленно, со смаком переливать в себя золотистую жидкость.

— Жлоб! — крикнули ему из очереди, когда он взялся за вторую кружку.

— Господь бог для всех господь, а каждый — сам за себя! — веско изрек толстяк, сдул пену и приступил к третьей кружке.

Буфетчица — шустрая горластая бабенка лет сорока — каждое утро начиная работу, она надевала накрахмаленный фартук и белые крахмальные нарукавники, а вечером все это уносила домой, стирала, крахмалила и гладила, — наполняла кружки бочковым пивом и сурово относилась к тем, кто налегал на прилавок. Все это происходило с невероятным однообразием: кто-нибудь, увлекшись разговором, забывался и прижимался плечом к витрине, и эта великолепная стеклянная витрина, которая просто была поставлена на прилавок, начинала съезжать. Еще немного — и она с мелодичным звоном свалится на пол, но до этого никогда не доходило: бдительные карие глаза буфетчицы все замечали своевременно.

Рядом на бочке стоял глубокий поднос с кружками, в которых оседала пена. Пиво было теплым, пена оседала медленно, и в кружки, чтобы наполнить их до краев, приходилось доливать в три приема.

— Это еще что? Стоять не умеете? — Буфетчица поставила наполовину налитую кружку на поднос и так яростно посмотрела на виновника, что казалось, он сию минуту сгорит, и на затоптанном полу останется лишь кучка серого пепла. Буфетчица снова подошла к витрине и подвинула ее на прежнее место.

Витрина эта была сокровищницей не бог весть каких богатств — бутерброды, масло с которых и ножом уже не соскоблить, с засохшей килькой, с таким же засохшим сыром, а испеченные еще на прошлой неделе тминные булочки стучали как баранки.

Войдя в ларек, Зутис сразу оценил обстановку и ловко пристроился в конец очереди за широкоплечим пожарником в новой форме. Сам себе он казался очень важным и таким же важным хотел выглядеть перед остальными.

Затаившись за открытой дверью, Зутис выжидал, пока вдоль прилавка выстроится очередь нужной длины. Встав за пожарником, он оказался как раз возле края витрины, который был дальше всего от буфетчицы.

Следя за каждым ее движением и одновременно стараясь угадать, не посмотрит ли она на витрину, Зутис положил руку на прилавок, прижал пальцы к стеклу витрины и начал осторожно ее отодвигать. Образовалась щель, и он просунул туда руку, дотянулся до тарелки с тминными булочками — они были ближе других. Их удалось коснуться лишь самыми кончиками пальцев и, будь они не черствыми, а мягкими, может, их удалось бы не только коснуться, но и удержать.