Олег Лебедев - Нефритовый голубь

Желтицкий замолчал, потом неожиданно рассмеялся:

– Обязательно попросите Иоганна все вам рассказать: как прятал меня, как спас от полиции, получив нагайкой по физиономии. Я тогда повел себя крайне неосмотрительно: на Цветном пытался демонстрацию рабочих-булочников организовать. Следовало вести себя осторожно, соблюдать правила конспирации, раз только что из ссылки сбежал, но я же всегда заводным был, – комиссар игриво повел плечами, хихикнул, затем продолжил. – Меня бы непременно схватили, если бы Иоганн мимо не проходил. Он прикинулся прохожим, растерявшимся от уличной сумятицы. Встал столбом на пути полицейских, а я благодаря этому смог ускользнуть от преследователей.

Желтицкий громко захохотал, видимо, вспомнив сцену на бульваре в деталях.

– А как же Иоганн перетрухнул, когда вы, молодой человек, вечером нежданно-негаданно нагрянули в контору… Это он тогда, разумеется, побоялся посвящать вас в наши секреты, а теперь-то уж, когда деспотический царизм рухнул, будьте покойны, таиться не станет, время другое, – он снова подмигнул мне. – Что же касается Подгорнова, то, правда, слышал от Иоганна о его смерти, но, поверьте, никогда не видел полковника. Ладно, скажите лучше, как там Иоганн?

В последнем вопросе сквозил неподдельный интерес. Теперь я уже почти не сомневался в правдивости слов комиссара.

– Иоганна Карловича убили два года назад, при погроме.

Желтицкий заскрежетал зубами, багровое лицо его, с которого тотчас же исчез налет «детскости», исказилось, будто от сильной боли. Полная его фигура во френче, чем-то походившая на новый, еще сохранивший свежий слой фабричной краски мячик, сразу утратила оптимизм, читавшийся еще только что в каждом движении.

– Как это случилось? – едва слышно спросил Желтицкий.

Я рассказал то немногое, что знал.

– Подумать только… – почти простонал комиссар. – Другого такого друга у меня не было, и, пожалуй, не будет. Он не разделял мои взгляды, но прятал от полиции до тех пор, пока товарищи не помогли мне выехать за границу. – Желтицкий отвернулся, откашлялся, медленно произнес. – Всегда о нем помнил, еще в ссылке подарок припас: ручку нефритовую, у корейских купцов на шкурки горностаевые выменял…

Так вот откуда появилась на столе крестного столь редкая в Москве ручка!

Мы еще долго беседовали с комиссаром об Иоганне Карловиче. Когда, наконец, тепло попрощавшись, расстались, я твердо уяснил две вещи. Первое – Желтицкий оказался вполне приличным человеком. И второе – отныне я мог подозревать в смерти полковника только неизвестного потрошителя и Игоря Велтистова. Эти варианты, пожалуй, в равной степени имели право на существование.

***

Вскоре произошел октябрьский переворот, который я встретил в действующей армии. Мой отец, будучи летом избранным по спискам партии Народной свободы в городскую думу, находился в ее здании все время, пока в Москве продолжались интенсивные бои между тремя тысячами юнкеров и ста тысячами красногвардейцев. Он был очень потрясен варварским обстрелом Кремля, произведенным мерзавцами-большевиками, и в декабре 1917 года умер от обширного инфаркта.

Моя мать резко сдала после его кончины, но все-таки держалась. Добрый друг Котов продолжал заботиться о Мари, только что родившей Колю, и об Эльзе, имевшей уже четверых детей. Игорь в то время уехал в Область Всевеликого Войска Донского.

***

Два года спустя я укрепился в мнении, что покончил с полковником именно Велтистов, и не кто иной.

Летом 1919 года я служил в армии Главнокомандующего вооруженными силами на Юге России. Под мое начало передали санитарную команду, которая среди прочего должна была собирать тела убитых и предавать их земле. В части, непосредственно ведущие боевые действия, дорога мне была раз и навсегда заказана, поскольку в конце 1917 года я получил тяжелое ранение в Галиции.

Я был горд, что несмотря на мои недуги командование сочло возможным доверить мне столь ответственное и требующее больших затрат физической и умственной энергии дело, как «уборка» трупов. Высшие офицеры штаба армии, несомненно, знали, на кого можно всегда и во всем положиться.

Но если быть до конца откровенным, я, в определенной степени, завидовал Игорю, который в составе добровольческого полка, за чьими позициями и располагалась моя команда, принимал участие в сражениях.

Столкновения с врагом, надо отметить, носили весьма ожесточенный характер. Наши части наступали, но сопротивление большевиков становилось все более яростным.