Олег Лебедев - Нефритовый голубь

Но это неизбежно повлекло бы за собой раскрытие глубинных тайн его ремесла, а пророк не мог нарушить однажды данную клятву.

Последую его примеру и я, несчастный последователь мудреца Востока.

Да, письмом своим я не оставляю камня на камне от омерзительных обвинений, выдвинутых против моего могущественного учителя, и, одновременно, смертью своей сохраняю его тайны, которые, многие бы постарались выведать от меня после моего рассказа, останься я в живых.

Смиренный П. Н. Богомолов»

– Мы, поначалу, полагали, что Богомолов просто-напросто снова впал в умственное расстройство, а все то, что он изложил в письме, является плодом фантазии его воспаленного воображения, – задумчиво заметил Тертышников, занявший свое место за столом.

Затем он почесал рукой бороду, и вдруг выдернул из нее несколько волосков. Скривился от боли, топнул ногой, так что задрожала люстра, и продолжил:

– Но все-таки я решил проверить, соответствует ли истине то, что написал Богомолов относительно краж трупов. Мы побывали на кладбище, где хоронят бродяг, доставленных из морга Первой градской. И верно, если до похорон украсть труп практически невозможно, то затем…

Обычно бледные щеки Пантелея Тертышникова густо зарумянились. Он откашлялся:

– Затем сделать это не составляет труда. После соответствующего допроса… – Следователь стукнул кулаком по столу так сильно, что с потолка посыпалась побелка. – Трое могильщиков сознались, что выкапывали трупы по просьбе Богомолова. Вышли мы и на двух извозчиков, отвозивших тела к дому Али Могамедда. Против всех этих людей возбуждено уголовное дело, – сделав судорожное движение рукой, Тертышников нечаянно сбросил со стола чернильницу, стопку исписанных бумаг.

Все это полетело на сапоги следователя и на грязный пол. С последнего не замедлили подняться облака пыли: прислуга в полицейском управлении уже месяц как бастовала.

– Так что, в свете всего открывшегося письму Богомолова приходится верить, – подытожил следователь, хмуро рассматривая свой сапог, обильно политый яркими фиолетовыми чернилами.

Сверху продолжали падать мелкие белые частицы. Пыль также никак не оседала. В воздухе образовалась липкая, щиплющая глаза смесь.

Тертышников боязливо покосился на слегка запачкавшийся портрет Государя-Императора, чье выражение лица стало, как мне показалось, каким-то скорбно-постным, снова откашлялся:

– Остается невыясненным одно: если не Али Магомедд, то кто… кто же убил Михаила Александровича Подгорнова? – надрывно воскликнул он.

Грустно вздохнул, налил полный стакан воды из объемистого графина производства кузнецовского завода, залпом выпил. Громко икнув, продолжил свой страстный монолог:

– Что же касается тайн лечения пророка, то они могли бы далеко продвинуть русскую науку. Это очевидно. К сожалению, когда шло следствие по делу об убийстве, мои люди не предали значения книгам и препаратам, находившимся в конторе пророка. И вот… – С неизбывной печалью следователь посмотрел на меня. – Сегодня мне сообщили, что дом во Вспольном, где размещалась контора, сгорел дотла. Скорее всего, умышленный поджог. У Али Магомедда, кажется, был не один ученик. Врачебные тайны пророка ушли таким образом от нас навсегда…

Тертышников замолчал, исподлобья поглядел на нас, потом с дрожью в голосе сказал:

– Очевидно, что я потерпел полнейшее поражение в своей работе. Мне остается только подать в отставку.

Он встал, неожиданно старческой походкой проковылял в угол кабинета, взял стремянку, которую я заметил лишь сейчас. Разместив ее под портретом возлюбленного монарха, принялся тщательно стирать с императорского лика пыль своим носовым платком. Периодически следователь всхлипывал.

Да, это был верный солдат российского трона…

На таких, как он, стояла Российская держава. Даже в столь тягостную для себя минуту он заботился прежде всего о Государе.

Слава героям!

***

Впрочем, оценку примерному поведению Тертышникова я дал много позже. В тот миг был слишком потрясен. Весть о непричастности пророка к смерти полковника полностью парализовала мышление.

Я не выдвигал новых версий произошедшего, не думал о рецептах Али, уничтоженных алым, коварным пламенем. Даже, страшно признаться, не особо сочувствовал пострадавшему от разыгравшегося темперамента следователя изображению Николая II.

Ясно было только следующее: убийцу, на чьей совести уже была не только жизнь полковника, но и Али Магомедда, всей семьи Богомоловых, необходимо найти, и он должен понести суровое наказание.