Ирина Глебова - Выкуп

Крест и правда был добротный, обведённый чёрной каймой.

– Ставьте, – согласился Вадим.

– Зачем? – Александра Ивановна попробовала его остановить. – Ты же ведь уже заказал памятник!

Вадим и правда уже оплатил памятник из настоящего мрамора, с тётушкиным изображением. Но он пожал плечами:

– Памятник будет только через неделю… Сколько за этот крест? Всего-то? – Он сразу же расплатился. – Ставьте.

– Не сомневайтесь! – сразу засуетился парень. – Завтра утром приедете, убедитесь – стоит чин чином!

– Утром? – Вадим посмотрел на Александру Ивановну. – Зачем?

– Да так положено, Вадик. Наутро после похорон проведывают умершего.

– Но у меня сегодня вечером из Одессы самолёт! Сразу после поминок поеду. Надо!

– Ничего, – успокоила его старушка. – Мы завтра сами придём. Ты и так всё для своей тётушки сделал, что надо. Спасибо тебе! На девять дней сможешь приехать?

– Вряд ли. На сорок – постараюсь.

Часа через три, простившись с тётушкиными друзьями и подругами, Вадим Сергеевич ехал на такси из Николаева в Одессу, в аэропорт. Он наказал шофёру никого по пути не подсаживать. Откинувшись на заднем сидении и приоткрыв окно, он курил, с лёгкой печалью думая о тёте.

Олимпиада Петровна, младшая сестра отца, была самой молодой в своём поколении Барковых. Она и умерла самой последней. Её жизнь стала их семейной легендой. За год до войны Липа окончила педагогическое училище и приехала по направлению в Николаев, учительницей младших классов в школу при судостроительном заводе. В неё влюбился молодой журналист из многотиражки того же завода. Она потом сама рассказывала Вадиму, ещё мальчику, о своём Васе.

– Никогда после я не встречала такого человека! Одновременно красивого и скромного, остроумного и застенчивого, умного и целеустремлённого. Он собирался поступать в университет на журфак, обязательно поступил бы и стал видным журналистом. Если бы не война…

В первый же день, не дожидаясь призыва, Василий пошёл в военкомат. Сначала попал в школу младших командиров. Через полгода, по пути в действующую армию, заскочил всего на три часа в Николаев. Пожениться они не успевали никак, но Липа сама сказала ему: хочу остаться ждать тебя не твоей невестой, а женой – пусть и неофициальной. «А, может быть, и ребёночка рожу. Ты вернёшься с фронта, а у нас – сын или дочь!»

Об этом тётушка Олимпиада тоже рассказывала Вадику, когда он был уже юношей.

– И представляешь, Вадик, – говорила она, – какой был Вася благородный и нежный, как любил меня! Отказался от близости. Сказал: «Ты не понимаешь, сколько трудностей тебе придётся пережить, останься ты не венчанной женой, да ещё с ребёнком! Я ни за что не обреку тебя на это. Вернусь – поженимся. Ты будешь ждать, я знаю…»

Похоронка на Василия не приходила – только извещение о том, что пропал без вести. Тётя Олимпиада ждала: сначала потому, что любила и верила, потом – уже не верила, что жив, но любила. А дальше – по привычке. Хотя могла выйти замуж и не раз. Да все претенденты проигрывали по сравнению с Василием. Чем дальше уходило время, тем всё более идеальным становился его образ… Хотя сама тётушка прекрасно осознавала, что с ней происходит.

– Это как история с Ромео и Джульеттой, – говорила она. – Не умри они молодыми, кто знает, как бы повернулась их жизнь. Могли бы рассориться, разойтись, разочароваться друг в друге, полюбить других. А вот однако…

Однако она и не вышла замуж. Но была совершенно не похожа на классическую старую деву. Жила счастливой, открытой жизнью, окружённая друзьями, уже выросшими сорокалетними, но всё ещё любимыми учениками, состояла в каких-то общественных организациях…

Ей исполнилось семьдесят четыре года. Вадим понимал, что это уже приличный возраст – дай Бог самому до такого дожить! Но всё же тётя Липа была не по возрасту здорова, энергична. Не умерла, а, скорее, трагически погибла. Заснула, забыв на газовой плите кастрюлю с водой. Вода закипела, залила огонь, газ шёл и шёл… Так она и не проснулась. Её подруги недоумевали:

– Ну не было у Липы склероза! Бывало, конечно, забудет где что положила. Поищет-поищет, потом сядет, сосредоточится – и обязательно вспомнит! Надо же такое: склеротические старухи, совсем без памяти, живут, а она, бедняжка, разок забылась, заснула – и на тебе!

Вадиму тоже было обидно. Он тётю Липу любил с детства. До подросткового возраста каждое лето он проводил у неё, в Николаеве – на Бугском лимане. А три раза она брала путёвки в одесские санатории – для себя и племянника, и он жил с ней на Чёрном море по месяцу. Это было чудесно, поскольку родители: отец – мастер кинотехпрома, и мать – чертёжница, могли отправить его только в пионерский лагерь. Это уже сейчас, к сорока пяти годам, Вадим Барков всё наверстал. Сам объехал полсвета, жену каждое лето отправлял то на Средиземноморье, то на Кипр, теперь вот – на Гавайи, сын учился в Англии…