Константин Измайлов - Последний клиент

— Что с телефоном? — спросил Кирилл, ворвавшись в холл. — Какого черта?.. Где все?

Перед ним в милых, с колючими огурчиками на голубом фоне трусиках, вспотев от напряжения, стоял Галкин с одежной щеткой в руке. В углу слева, с сигаретой и пистолетом, в кресле, — Маркова. Кирилл в секунду оценил ее состояние: глубокое алкогольное опьянение.

— Кирилл! Отбери ты, ради всего святого, пистолет у этой стервы! Она же меня застрелит!

— Але! На газоне! Не слышу ритмичного шарканья щеткой! — Дарья неверной рукой приподняла пистолет, направив его в область Володиного таза. — А вы кто такие? Тоже за деньгами?

— Слушай, Кирилл! Может, пойдем погуляем немного, — предложил Жуков. — А она либо напьется, либо расстреляет все патроны… Мы ее тогда, тепленькую, и спеленаем?

— Мысль неплоха… — промолвил Кирилл. — Да вот как к подобному шагу отнесется наш бывший юрисконсульт… Задница-то у него одна…

— Да что ей станет? Ну, попадет раз-другой. Никто от этого еще не умирал…

— Тоже верно, — согласился Кирилл. — Пусть себе развлекаются…

— Эй, мужчины! — донесся до них нетрезвый, с хрипотцой, голос женщины. — Труп с собой на прогулку прихватите…

— Разве у нас кто-то умер? — Кирилл в удивлении приподнял брови и, пройдя несколько шагов, остановился у дивана — там, на полу, лежал мужчина с пластиковым пакетом на голове и почти раздетый. По кусочку скотча, прилипшему к бедру, Кирилл идентифицировал его как тело, когда-то принадлежавшее несчастно влюбленному Крокину. — Что? Опять в порыве страсти нежной?

— Но-но! Я бы попросила верно расставлять акценты! — Освободившись от почти сгоревшей сигареты, Маркова наполнила свой бокал коньяком и выпила не поморщившись. — Эти ваши держиморды, — Дарья ткнула в оставившего на время в покое ковры Галкина, — и этот ваш подполковник, вместо того чтоб оберегать и служить, играли с моим дружком… — Здесь она, как показалось, совершенно не к месту икнула. — Играли в карты. На раздевание. Интересно было посмотреть, чтобы они поставили на кон, оставшись нагишом? Вон ту симпатичную задницу в голубом? А потом пришел какой-то член, вот с этим вот пистолетом… И застрелил нашего несчастного Крокина… Вот…

— Довольно складно, — подвел итог Кирилл. — А где же Грибов?

— А где же розы? — передразнила его Дарья. — Ваш Грибов? Спит ваш сучонок! А я, слабая женщина, отдувайся здесь…

— Это правда?

— Все так и было, — подтвердил Галкин. — Привалил какой-то черт, шлепнул Крокина, собрался было уж и меня… Вот ей спасибо! А то был бы полон дом покойников.

— Никто больше не пострадал?

— Девчонка его… — Маркова снова ткнула в направлении Галкина пистолетом, вызвав у Володи нервный тик. — Он Крокина на ее глазах застрелил…

— А где же сам виновник торжества?

— Удрал. В окно выпрыгнул… Так, как был, босиком и с паленой рожей… — Маркова зашлась в истерическом смехе и со злостью метнула пистолет в Галкина. — Сука ты, а не мужик! Чисти ковер!

— Вот уж и нет! — решительно парировал Володя и, встав с колен, отбросил в сторону щетку. — Теперь не дождешься…

— Володя! Ведь дама тебя просит! Сказано чистить — будешь чистить. Или мне свистнуть Колю? — Кирилл зацепил Галкина за ухо и швырнул его на ковер. — Пока не приведешь все в порядок, и не думай разгибаться… А ты, Андрей, поднимись-ка наверх, напинай в зад Грибова и старика Сокольских — до рассвета у нас три с половиной часа. За это время здесь должен быть наведен порядок. Дом этот мне не нужен, и покупать я его не стану. А значит, он должен выглядеть так, как в день нашего прибытия в Невшатель. Понятно?

— Уж понятней некуда… — Галкин попытался обидеться, но не получилось. Обижаться следовало на себя. — А с оконной рамой что делать будем?

— Разберемся. — Кирилл подошел к Марковой. — Ну, пойдемте, ваше стервозное высочество, спать. — С этими словами он подхватил ее на руки и понес наверх. — Вы свою программу на сегодня выполнили. С избытком. Пора и передохнуть…

Сон. Он сменяет день. Даже если день — ночь. Далекие, едва уловимые шаги. Они доносятся из коридора. Приглушенно, словно таясь, их звук просачивается сквозь щели дверей, и кажется, будто короткий ворс ковра с мягким скрипом сминается под подметками туфель. Звуки, рожденные движением, замирают. Слышится щелчок замка двери, и наступает ночь. Одновременно со щелчком замка в небольшом одноместном номере в другом конце коридора словно кто-то выключил сознание, и он провалился в бездонную яму, где нет ощущений, нет образов, отраженных прожитым днем, нет фантомов неутоленных желаний, нет ничего, кроме тьмы. Но не тьмы ночи — она-то имеет оттенки, плотность, звуки и запах. Здесь же нет ничего — только снова приглушенные шаги вдоль коридора, едва слышный скрип ворса, звук отпираемого замка…