Джерард Келли: Потерянные рассказы о Шерлоке Холмсе (сборник)

Так что сколько бы Шерлок Холмс – вслед за своим автором – ни твердил, что все на свете подчиняется одной лишь жесткой логике, а всякие там мечтатели и чувствительные натуры (вроде Уотсона) вечно заблуждаются в своих выводах, вот здесь-то как раз он и не прав: без озарения, наития, «божьей искры», которая указывает, к чему должна приводить в итоге цепочка причин и следствий, он не решил бы ни одной задачи. Поэтому зря он отрицал существование в мире вещей, которые невозможно постичь и проанализировать: иррациональные силы не всегда принимают форму призраков и потусторонних голосов; есть и другие материи, которые невозможно списывать со счетов, и имена им – интуиция, воображение, творчество.

Порой, хоть и не слишком часто, судьба проверяла на прочность нашу дружбу с Шерлоком Холмсом. Один такой случай произошел в июле этого года. На тот момент уже на протяжении нескольких недель приступы лихорадочной жажды деятельности у Холмса сменялись апатией и меланхолией.

Как всегда в такие периоды, Холмс то в исступлении копался в своих бумагах и проводил эксперименты с химикатами, источавшими омерзительный запах, то, облачившись в халат, неподвижно сидел в кресле, устремив невидящий взор в одну точку.

Иногда за весь день он не произносил ни слова, а порой, наоборот, обрушивался на меня с попреками, что я не положил на место то или иное письмо или листок бумаги с пометками, причем Холмса нисколько не интересовало, была ли действительно в том моя вина или нет. Как-то раз, после того как Холмс на протяжении трех суток не смыкал глаз, я обнаружил его лежащим без чувств на полу в спальне. Нисколько не сомневаюсь, он столь долго продержался без сна благодаря этому проклятому кокаину. Не стану скрывать, я много раз подумывал о том, чтобы выкинуть все его запасы наркотиков вместе со шприцем, но, положа руку на сердце, признаюсь, меня всякий раз удерживала мысль о страшном гневе Холмса, который вызвал бы подобный поступок.

С самого начала я искренне надеялся, что расследование, о котором пойдет речь в этом рассказе, заинтересует Холмса и поможет пробудить в нем угасший интерес к жизни.

Одним словом, когда июльским утром к нам явился мистер Марк Лоу, я проводил его к Холмсу не без чувства облегчения. Лоу договорился о своем визите ранее на той же неделе, и я молил небеса, чтобы дело, с которым он обратился к нам, заинтриговало моего угрюмого друга.

Холмс сидел, откинувшись в кресле и устремив взгляд в потолок. Казалось, он едва обратил внимание на нашего гостя. Я предложил Лоу присесть и рассказать, с чем он к нам пожаловал.

Лоу был высоким, прилично одетым молодым человеком с копной густых волос и аккуратно подстриженной бородкой. Темно-синий костюм в тонкую белую полоску идеально сидел на его ладной фигуре. В руках молодой человек держал портфель-дипломат из коричневой кожи.

– Мистер Холмс, вас порекомендовал мне мой работодатель, сэр Лоренс Бринкли, – промолвил Лоу, устроившись в кресле. – Это имя вам знакомо?

– Фавершем и Бринкли, стряпчие, Вардур-стрит, – едва заметно кивнув, отозвался Холмс.

– Совершенно верно. Я младший компаньон. Сэр Лоренс весьма лестно отзывался о вас.

Холмс снова кивнул, и молодой человек продолжил:

– Дело в том, что мне предстоит защищать человека, обвиненного в убийстве. Я твердо уверен в том, что мой клиент невиновен, однако, боюсь, без вашей помощи мне не удастся это доказать.

Холмс наконец соизволил повернуться к Лоу.

– Вы в первый раз ведете дело об убийстве? – спросил он молодого человека.

– Да, мистер Холмс. Я допускаю, что вам вряд ли доводилось слышать об этом происшествии, поскольку о нем практически не писали в газетах. На первый взгляд все достаточно ясно: ссора между соседями, приведшая в результате к убийству. Однако, с моей точки зрения, все далеко не так просто.

– Вы правы, – согласился Холмс, – я ничего не знаю об этом деле. Будьте любезны, изложите мне все в деталях.

– Второго июня, – начал Лоу, – мой клиент, мистер Артур Данн, был арестован по обвинению в убийстве своего соседа Седрика Томкинса. Мистер Томкинс был убит выстрелом в голову из ружья двадцать второго калибра. Огонь велся со стороны дома Данна.