Сергей Саканский - Проклятье древней гробницы

Они вышли из больницы.

– Проклятие древней гробницы реально, – сказал Жаров.

– Вздор! Ты, как всегда, несешь свою мистическую чушь. Это просто убийства – только и всего.

– Какие убийства? Профессор свалился с обрыва, пьяный. Художник отравился грибами и умер.

– Да-да-да… – язвительно проговорил Пилипенко. – И грибов сейчас в лесу не густо. И эта плита в раскопе…

– А что плита?

– Помнишь, я взял с собой палку из гробницы?

– Проводили экспертизу, снимали отпечатки…

– Нет. Просто рассматривали. И твои фото – тоже.

Он достал бумажник, оттуда – несколько фотографий.

– Даже распечатали, – заметил Жаров.

– Ага. Посмотри внимательно на этот угол. Здесь явно был сделан подкоп. И сама истерзанная жердь… В целом, устройство напоминает мышеловку.

Пилипенко присел на корточки и принялся рисовать палочкой на земле, комментируя:

– Мышь забегает в мышеловку, задевает за проволочный столбик, который поддерживает дверцу. Дверца падает.

– Кто это мог сделать? – удивился Жаров. – Для этого надо, наверное, обладать некоторой физической силой.

– Не обязательно. Это могла бы сделать и хрупкая маленькая девушка, сама серенькая, словно мышь. Вот тебе и несчастный случай. С профессором и художником также произошли несчастные случаи. Следовательно…

– Два убийства и одна попытка убийства.

– Именно. И никаких проклятий древней гробницы.

– А в случае с Тутанхамоном? Скажешь, и там были убийства?

– А почему бы и нет? Кто-нибудь отрабатывал эту версию?

Жаров с изумлением уставился на своего друга. Вернувшись в редакцию, он углубился в изучение проблемы, быстро листая страницы интернета. Старые фотографии пирамид сменялись видами египетских раскопок, археологов… Все, причастные к раскопкам гробницы Тутанхамона, погибли или умерли. Но вовсе не от загадочного могильного грибка. По крайней мере, двое из них ни разу и близко не подходили к заколдованной гробнице. Одна милая девушка была секретаршей концессионера и оставалась в Лондоне. Погибла под кабриолетом. Другой, профессор, скоропостижно скончался от инфаркта у себя дома.

– Это интересно, – сказал Пилипенко, когда Жаров позвонил ему, изложив эти факты. – Я обязательно приму к сведению. Ты навел меня на одну любопытную мысль… Вопрос. Ты идешь на похороны?

– Не люблю подобные церемонии.

– Я знаю. Но все же придется.

Кладбище было пустынным, но в одном месте собралась небольшая толпа. Пилипенко и Жаров подошли к группе скорбящих и встали позади всех. Говорила Лебедева.

– Недавно мы простились с профессором Коровиным, который был выдающимся ученым и замечательным человеком. Сегодня же мы опять прощаемся с нашим коллегой, работавшим в экспедиции на должности лаборанта, но замечательным художником по призванию…

Жаров поймал взгляд Лебедевой, явный «перегляд» и почувствовал себя бодрее посреди всеобщего уныния. Часть собравшихся он узнал: рядом с Лебедевой стояла Вышинская, историк из Москвы. В толпе, среди незнакомых людей, Жаров увидел землекопов экспедиции – парня и девушку, которые волокли носилки, крымского татарина и сторожа, который был уже изрядно красномордым и красноречиво блестел глазами.

У пирамиды из венков стояли женщины в темных платках или вуалях, двое длинноволосых бородатых мужчин богемного вида, девушки, также по виду принадлежащие к арт-среде. Кого-то не хватало в этой композиции… Пилипенко также это понял и тихо проговорил:

– Мне кажется, что я увижу здесь нечто важное. Но главное оказалось не в том, что я вижу, а в том, чего не вижу. Вернее, кого…

Миловидная пожилая женщина в черной вуали гневно оглянулась на него, укоряя, как ей показалось, в постороннем разговоре. Посмотрела она и на Жарова: в этом взгляде мелькнуло кокетство, за что ее можно было укорить взаимно. Жаров ответил другу:

– Среди его коллег нет Ольги, лаборантки.

– И этот факт, несомненно, что-то означает, – сказал Пилипенко.

Лебедева меж тем закончила свою печальную речь:

– Он обладал истинным талантом и такой щедростью, что отдал свои творческие силы простой будничной работе… Прощай, наш друг и коллега! Пусть будет спокойным твой вечный сон.

Двое могильщиков закопали яму, быстро орудуя лопатами, соорудили, прихлопывая, холмик, затем устроили над могилой шатер из венков. Мелькали надписи на лентах: «От коллег по работе», «От Союза художников». «От скорбящих…» «От…»