Сергей Саканский - Проклятье древней гробницы

– Мужчины обычно глупые, а вот с таким бы я запросто подружилась, – резюмировала соседка, полностью добивая Жарова.

Несмотря на общую миловидность, в ее облике были видны изъяны, например, неряшливость дырявого халата, волосы, давненько не тронутые расческой. Наличие этих досадных мелочей странным образом порадовало его.

– Нам, стражам правопорядка, не до газет порой, – с суровостью в голосе проговорил Жаров. – Служба наша и опасна, и трудна. Например… Ваш сосед не оставил завещания, и нам придется расследовать, кто должен стать владельцем картин художника, а также – кому передать краски и неиспользованные холсты. Был ли у него близкий друг?

– Да сколько угодно, – весело ответила соседка. – Порой наведет полный дом друзей, прятаться приходилось.

– А какой-нибудь один, самый близкий, самый старый?

– Ну уж нет! Все эти художники довольно молодые люди.

– А женщина?

– Одна? – деловито спросила соседка.

– А сколько? – удивился Жаров.

– Много! Женщин вообще у моего соседа было порядочно. Даже я иногда у него была, царство ему небесное.

Она кокетливо сверкнула глазами, затем глянула через потолок в небеса. Добавила, наконец, то, чего Жаров и рассчитывал здесь услышать:

– К примеру, и в тот день заходила какая-то.

– В день его смерти?

– Да. Он как раз чистил грибы на кухне, так все бросил и нож в грибы воткнул ради нее.

Она сделала движение рукой, показывая, как покойный воткнул нож.

– Кто-то из экспедиции? – спросил Жаров.

– Не знаю.

– Как она выглядела?

– Не знаю, – повторила соседка. – Я ее не видела. Только слышала.

Она приложила к уху ладонь рупором.

– О чем они говорили?

– А вот этого я не слышала. Только бубубу и ляляля. Помолчат и снова: бубубу, ляляля.

«Бубубу» она говорила низким голосом, опуская голову, бодаясь, имитируя сердитого мужчину, «ляляля» произносила женским злобным голосом, вскидывая голову, вертя ею, широко раскрывая рот.

– Так они ссорились?

– Это я и хотела сказать, – подтвердила соседка свою интермедию.

– И у вас нет никаких мыслей, кто это мог быть?

– Никаких. У женщин вообще не бывает мыслей.

Она закатила, часто моргая, глаза, изображая теоретическую пустоту женской головы.

Выйдя на улицу, Жаров немедленно позвонил следователю Пилипенко. Так и спускался по массандровской лестнице с телефонной трубкой, прижатой к уху. Выводов, вынесенных из этого визита, было два: первое – Боревич был опытным грибником и версия о том, что он своими руками добыл ядовитый гриб, сварил его и съел, казалась сомнительной, второе – личность женщины, посетившей этого человека в день его смерти.

– Из наших это могла быть либо Ольга, лаборантка, либо Лебедева, начальница, либо специалист из Москвы Вышинская, – предположил Жаров.

– А из не наших? – спросил Пилипенко.

– Давай оставаться в рамках теории, – сказал Жаров. – В детективах не может появляться каких-то посторонних людей. Убийца уже введен в действие, с самых первых страниц. Он где-то здесь…

Говоря, Жаров непроизвольно оглянулся по сторонам, будто и впрямь высматривал убийцу.

– Я все никак не пойму, – спросил Пилипенко. – Ты это серьезно говоришь или, по моему примеру, шутишь с угрюмым лицом?

– И то и другое. Моя теория в том, что не литература происходит от жизни, а как раз наоборот. Все люди читают… Ну, почти все. Они бессознательно копируют книжные стереотипы. Сами того не понимая, разыгрывают какие-то пьесы. Поняв замысел автора, мы поймаем преступника.

– Да-да. Помнится, кто-то сказал, что жизнь – это театр, и все в ней – актеры. Не Овидий ли?

– Шекспир. Меня всегда мучило, куда деваются актеры, когда они уходят из нашего жизненного кадра. Ты сейчас существуешь где – не только лишь в этой трубке?

Жаров на секунду отнял телефон от уха и посмотрел на него.

– Знаешь, кто или что по тебе плачет?

– Знаю. Кстати, соседка покойного похвалила мою статью о таинственных древних грибах, которые живут своей жизнью и могут…

– Хватит! – оборвал Пилипенко.

– Как бы там ни рыдала по мне симферопольская психушка, я знаю одно. Черный оракул! Вот тайна, которая не дает мне покоя…

– Так и разбирайся с этим. Наверное, пригодится для твоего боевого листка.

Да, пригодится, – подумал Жаров, закончив разговор. Ответ на этот вопрос мог быть только в расположении экспедиции. Да и с девушкой поговорить не мешало.

Чей голос слышала соседка в день, когда был отравлен художник? Или же вправду: его теория о взаимопроникновении жанра и жизни смехотворна, и к Боревичу зашла одна из тех безликих богемных муз, что скорбели на кладбище?