Ирина Лобусова - Плач под душем

Каждое из этих слов я знала наизусть. Я их слышала, слишком долго. Я читала каждую его мысль и знала о нём всё. Хитрые огоньки в рыжих глазах. Было время, и за эти огоньки я с радостью могла отдать половину жизни. Да что половину – всю жизнь: с наслаждением, с радостью, с глупостью, до конца. Он прекрасно обэтом знал и это составляло большую половину его силы. Легче всего привыкают лошади, не менявшие долго галоп. Я мечтала о воздухе и одиночестве. Так мало, и так бесконечно много! Драгоценный дар, платить за который – не существует цены.

Я знала: через пять минут я выйду из гостиницы, поеду в аэропорт, сяду в самолёт, и, когда он оторвётся от полосы, рваные лоскутки далёкой, но такой родной земли с мягкой нежностью обнимут моё лицо. я смогу плакать: душа больше не будет. Сиюминутная трагедия всей его жизни заключалась в том, что он тоже обэтом знал.

Я видела, что делаю ему больно. Но меня совсем не трогала эта боль.

– Я привык к тебе, но не к такой, как сейчас. Я никогда не видел тебя равнодушно– жестокой, холодной. Кто ты такая, чтобчитать мне обвинительный приговор?! Себе-то ты его прочитаешь?!

– Уже прочитала. Мы с тобой два ничтожества. Но какое это имеет значение? Мир большой!

– И в этот мир ты сейчас уйдёшь.

– Уйду.

– И не вернёшься даже для того, чтобы завершить то, что так удачно начала? Своеобразное благородство?

– Ты прекрасно знаешь: я не вернусь. Нет таких целей. Все видимые – слишком для меня просто. Как убийство, которого нет.

– Я люблю тебя.

Мне никогда не приходилось слышать, чтобы любовное признание звучало так глупо. Глупо и поздно – для того, чтобы слушать и верить. Но не для того, чтобы себя изменить.

Я задохнулась от неистовогообжигающего желания поцеловать маленькую морщинку между его рыжих, таких подлых глаз…

Этого не произошло. В грязные окна гостиницы не могло светить яркое чужое солнце. Где-то хлопнула дверь. С мясом, с кровью вырвала из себя всё, и калекой пошла вдоль навсегда опустевшего коридора. Пошла не оглядываясь, не возвращаясь назад.