Олег Егоров - Правила игры

— Стрижа тебе надо? — Он скользнул взглядом по моему обмотанному бинтами лицу. — Боцман! Тут какая-то мумия Стрижом интересуется!

— Тащи ее сюда, — распорядился бородатый мужичок вполне миролюбивой крестьянской наружности, гревший, сидя на табуретке, руки у почтенных размеров жарко натопленного камина.

Как оказалось, это и был названный Боцман.

Громила подтолкнул меня так, что я долетел до него будто перышко, подхваченное порывом ветра.

— Садись, добрый человек. — Боцман щелкнул пальцами, и громила швырнул меня на свободный стул. — Рассказывай, зачем тебе Стрижа.

Окинув беглым взглядом просторный зал, я понял, что посетителей в ресторане давненько не принимали.

— Что ж ты замолчал? — Боцман подбросил в камин пару поленьев. — Ты не молчи. У нас балагуров любят. Верно, Мишаня? Молчунов у нас бьют по почкам.

Громила заржал. Шутка пришлась ему по душе. Я уже собрался отлить Боцману порядочную пулю вроде того, что Стриж приходится мне седьмой водой на киселе и все такое прочее, как дверь вздрогнула от удара.

— Что-то к нам зачастили сегодня, — молвил Боцман. — Мишаня, поди-ка прими там, кого Бог послал.

Если б кого Бог и послал, так это Боцмана. За его смиренной внешностью и простецким говорком угадывался настоящий душегуб. Я б его сам послал, будь на то моя воля.

Мишаня, переваливаясь с ноги на ногу, словно его лесной тезка, затопал на выход.

— Отскочи, параша! Штифты закрою! — услышал я сзади голос Гудвина.

Похоже, ему надоело мерзнуть на улице.

— Кто это у нас там по фене ботает? — удивился Боцман.

— Ты кто?! — спросил Мишаня ушлого бродягу.

— Адмирал! — рявкнул Гудвин.

— Какой адмирал?! — продолжал допытываться любознательный Мишаня.

Я обернулся. Мне тоже стало интересно, какой Гудвин адмирал.

— Нахимов! — Гудвин боднул громилу макушкой.

— Ой! — сказал Мишаня, хватаясь за живот и отступая в сторону.

Скорее мой спутник был похож на флотоводца Нельсона, если уж между адмиралами выбирать. Уронив на пол футляр с протезом при виде сидящего у камина мужичка, он распахнул свои объятия:

— Боцман! Боцман, черт старый!

— Невезуха! — Мужичок вскочил, опрокинув табуретку.

И два уркагана бросились хлопать друг дружку по плечам.

По лагерной кличке Гудвина я догадался, что и там он успел себя зарекомендовать как полный неудачник.

— Ты как здесь?! — Боцман потащил бродягу к столу, украшенному разнокалиберными бутылками. — Давай за встречу по маленькой! Глаз-то куда делся?!

— Голубь клюнул, — ответствовал Гудвин. — Давай уж по большой!

— Почему-то я не удивляюсь, — наполняя стопки, заметил Боцман.

Мы с Мишаней на этом празднике остались наблюдателями.

— А это кто? — Боцман проткнул пальцем воздух в моем направлении, когда они отметили нечаянную встречу.

— Да хрен его знает. — Гудвин потащил к себе тарелки с разносолами и маринованными грибками.

Лицо у меня вытянулось, но под бинтами этого никто не заметил.

— Шучу, — сказал Гудвин, закусывая с чавканьем и сопением. — Кореш мой. От ментов бегает.

— А чего морда замотана? — поинтересовался старый бандит.

— Морда-то?! — Гудвин задумчиво посмотрел на меня и высморкался под ноги. — Я ж говорю: от ментов бегает! Пятерых замочил! Вот и пришлось ему пластическую операцию сделать!

— Вон как! — закряхтел Боцман. — А мой-то Мишаня чуть ему шею не свернул! Ну иди, человек хороший! Отведай, что Бог послал, да расскажи о наболевшем!

Наболело у меня за последние месяцы много, но всего я Боцману рассказывать не стал. Рассказал только, что за Стрижом должок имеется и пришел я его сполна получить, потому как операция моя пластическая в немалые деньги стала.

— Должок?! — Боцман с Мишаней переглянулись. — Должок! Ты понял, да?! Он со Стрижа должок пришел получить!

Смеялись они долго и заразительно.

— Ой, не могу! — вытирая слезы, хрюкнул Боцман. — Должок!

И вдруг сделался серьезным.

— На небе получишь. — Он подцепил вилкой груздь и отправил в рот. — Я сам бы получил, да не спешу туда. Стрижа твоего неделю назад какой-то маньяк ножичком почикал. Мишаня, принеси-ка еще дровишек.

Громила, не переча, отправился за топливом.

— Я над ним крышей был, — поведал нам Боцман. — Мы — народ сельский: ведем себя тихо, беспредела не чиним. Или столичным твой Стриж поганку завернул, или, как с тобой, за долги его пописали. Мы с покойничком в доле состоим, так что я вот теперь хозяйство принимаю. На днях покупателей жду.