Чарльз Шеффилд - Неподражаемый доктор Дарвин

— Ах, право, сэр! — Милли Мередит оказалась пухленькой низкой блондиночкой. В ответ на комплимент доктора она рассмеялась, демонстрируя премилые ямочки на щеках. — Хотя нам с Кэтлин сейчас не до смеха. Если пройдете в дом, я покажу вам кое-что новое.

Она первой вошла в гостиницу. Там было довольно сумрачно, поскольку в маленькие застекленные окошки проникало крайне немного света, а рачительный хозяин не зажигал лампы, пока не становилось совсем уж темно. Однако стол уже ждал гостей, а по кивку Милли дюжая служанка в расшитой цветами юбке немедля ринулась на кухню.

Кузина Поула села возле окна и указала своим спутникам на длинную скамью напротив.

— Наверху вам уже подготовлена комната, но я подумала, что после столь долгого путешествия вы не откажетесь подкрепиться. Надеюсь, тряска не отбила вам аппетит.

— Ничуть! — Дарвин уселся напротив Милли. — Я умираю от голода и с живейшим нетерпением предвкушаю ужин.

— Боюсь, он будет куда менее изыскан, нежели вы привыкли. Всего лишь корнуолльские пироги с мясом, картошка, лук-порей, пастернак, маринованный лучок и цветная капуста.

— Великолепно. Не стану допытываться, что за мясо пошло в начинку. Знаете, мадам, старую корнуолльскую пословицу: «Дьявол в Корнуолл не захаживает, боится в пирог попасть»?

Милли Мередит засмеялась, но Дарвин уловил в этом смехе тревогу.

— Возможно, мэм, стоит перед ужином разобраться с более серьезными вещами, — продолжил он. — Вы, кажется, упомянули, что произошло нечто новое?

Прежде чем ответить, Милли оглянулась.

— Да, новое и очень тревожное. — Она вытащила из-за корсажа сложенный желтый листок бумаги и протянула его Дарвину. — Два дня назад я обнаружила в сумочке с шитьем вот это.

Поул немедленно нагнулся, заглядывая другу через плечо. Доктор развернул листок и прочитал вслух:

— «Кэтлин ни за что на свете не должна выйти замуж за Брэндона Данвелла. Если здоровье и счастье Вашей дочери дороги Вам, позаботьтесь, чтобы свадьба не состоялась». И все? Ни других записок, ни конверта?

— Только это.

— А Кэтлин?

— Ничего не знает. Она возвращается завтра утром. — Милли испустила тяжелый вздох, губы у нее задрожали. — Я так мучилась, раздумывая, стоит ли ей рассказывать…

— Нет, если только не возникнет прямой необходимости. Мне кажется, обременять девушку всем этим сейчас еще преждевременно. Собственно говоря, если будет возможно вообще никоим образом не вовлекать Кэтлин, я и не стану. — Дарвин снова поглядел на записку, и на лице его отразилось недоумение. — Прежде я придерживался одного хода мыслей, но теперь, видимо, надо придумывать новую версию. Можно мне оставить письмо у себя?

— Конечно. Доктор Дарвин, что же мне делать? Свадьба через пять дней, гости уже съезжаются, приготовления в разгаре. Брэндон приходит сегодня обсудить со мной кое-какие детали.

— Когда вы его ждете?

— Скоро. — Миссис Мередит бросила взгляд на окно. — До темноты. Он терпеть не может ночь. Нельзя ли нам еще немного поговорить до его прихода? Доктор Дарвин, я в отчаянной тревоге. Джейкоб уверяет, что во всей Европе не сыщешь никого просвещенней и мудрее вас. Скажите же, что мне делать, — и я обещаю свято следовать вашим советам.

— Не уверен, что готов предлагать хоть что-то сейчас, пока не успел как следует обдумать новый поворот событий. Однако позвольте мне пока придерживаться первоначального плана. Давайте обсудим призрак. Понимаю, лично вам во время поездок в Сент-Остелл он не являлся, тем не менее мне бы хотелось, чтобы вы как следует постарались и припомнили обстоятельства, при которых произошли ограбления. Что вы можете рассказать мне о каждом из них помимо того, что уже написали Джейкобу в письме?

— Попробую. — Милли ненадолго умолкла, нахмурив гладкий лоб. — Пятнадцатого января, первый раз. Дилижанс выехал из Сент-Остелла около пяти, а в Данвелл-Холл добрался без чего-то семь. Вечер был холодным и ясным, и мы все ждали, не пойдет ли снег. Зато во второй и третий раз все было совсем по-другому. Двадцать третьего января у нас тут лил, как из ведра, карета приехала еще засветло, и весь багаж промок насквозь. Пассажиры тоже жаловались на сырость — хотя больше, разумеется, переживали из-за утраты драгоценностей. А двадцать восьмого, в последнее явление призрака, все тонуло в отвратительном ледяном тумане, так что и день от ночи с трудом-то отличишь. Дилижанс снова прибыл в Данвелл-Холл не очень поздно — и пассажиры снова оказались ограблены.