Анна Малышева - Мастер охоты на единорога

Сощурившись, глядя в одну точку, не замечая крупных капель дождя, уже падавших на проржавевший отлив, Александра безуспешно пыталась поймать ускользавшую от нее истину, которая, казалось ей, вот-вот должна была обнаружиться. Но у нее родился только еще один жгучий вопрос, оставшийся без ответа.

«И как Зворунская нашла его в Питере, если паспорт был поддельный и адрес регистрации в нем тоже, конечно, был другой?!»

Сильный сквозняк, возникший оттого, что у нее за спиной открылась дверь в коридор, вырвал створку окна из рук художницы. Створка захлопнулась с такой силой, что едва не вылетело стекло, державшееся на остатках черной замазки. Оглянувшись, Александра увидела на пороге Анелю.

– Лучше закрыть окно получше, будет сильная гроза, – голос у девушки был хриплый, словно она только что много плакала.

Не дожидаясь ответных действий жилицы, она подошла к окну и сама с силой задвинула непослушные защелки. Вблизи Александра имела возможность убедиться, что голубые глаза Анели и в самом деле покраснели и заплаканны.

– Что случилось? – рискнула спросить художница.

– Мама утром пошла в больницу. А ее там оставили в стационаре, – убито ответила девушка. – Я ей сейчас туда вещи относила. Не говорят, когда отпустят.

– Все устроится…

Александра сделала неловкую попытку коснуться плеча девушки, но та отдернула руку, сердито взглянув на нее:

– Устроится, как же! На том свете!

– Зачем ты так… Твоя мама даже младше меня…

– Ну и что?! – голубые глаза то и дело наполнялись слезами, Анеля кусала губы, чтобы не разрыдаться. – Она вся больная. Если она умрет, что я буду делать одна?!

Этот простодушный эгоизм, совершенно детский, обезоружил женщину. Она стояла молча, понимая, что никакие слова тут не помогут и утешения не сработают. Анеля успокоилась сама. Откашлявшись, вытерев глаза, она вполне деловито спросила:

– Так вы надолго еще задержитесь? А то мама мне в палате напоследок сказала с вас за месяц получить…

– Конечно, я заплачу! – взяв сумку, Александра с готовностью расплатилась.

Она ясно видела женщину в больничной палате, глядевшую сейчас, должно быть, в окно на темное грозовое небо, видела ее глаза, такие же голубые, как у дочери – кроткие и вместе с тем пронизывающие насквозь. «Значит, очень плохо ей, раз все-таки велела взять с меня деньги… Сама не хотела брать. Боится, что дочь останется одна!»

– Правда, надолго мне тут задерживаться нельзя. Дела! Я хотела уехать сегодня в полночь, минским поездом, – призналась Александра девушке. Та разом поникла:

– Значит, я буду ночевать одна…

Художница хотела спросить, не может ли она пойти переночевать к родственникам или друзьям, собиралась сказать, что сама живет почти одна в полуразрушенном доме и до сих пор обходилась без происшествий… Вместо этого она, как могла тепло, пообещала:

– Но теперь я останусь до завтра. Наверное, сразу поеду в Москву, в час дня, около того…

– Спасибо! – просияла Анеля. И как будто эта маленькая отсрочка что-то решала, разом взбодрилась: – Я пойду, поставлю чайник!

– Да, это будет очень кстати… – кивнула художница.

Когда сели пить чай в комнате Анели, за окнами совсем стемнело. Лил сильный дождь, иногда погромыхивало, но молний не было. Девушка зажгла свет, и Александра беглым взглядом оценила обстановку. Довольно свежие обои, туалетный столик с косметикой, письменный стол с разбросанными тетрадями и книгами, открытый ноутбук, диванчик с множеством вышитых подушечек… Здесь были видны попытки создать уют, несмотря на скудные средства.

– У тебя хорошо! – сказала Александра, чтобы хоть как-то ободрить подавленную девушку.

Та уныло кивнула:

– Да… А что толку? Все равно дом скоро снесут.

– На новой квартире вам с мамой будет лучше…

Анеля закрыла лицо ладонями, но не расплакалась, как ожидала художница. Девушка некоторое время сидела молча, опершись локтями о стол, покрытый вязаной скатертью, слышно было только ее тяжелое дыхание да частый стрекот капель по стеклам окна. Наконец она отняла ладони от покрасневшего лица, взглянула на Александру и спросила:

– Вы делаете вид, что вам не страшно или вам правда не страшно?

– Анеля, о чем ты? – искренне удивилась женщина.

– Вы не боитесь, что мы тут одни… Во всем доме! На первом этаже никого, на втором – только мы… Почему-то, когда мама была рядом, я не так боялась, хотя ночами бывало жутко. Тут все скрипит, стонет, как живое. Иногда кажется, что по коридору кто-то ходит, останавливается под дверями, прислушивается, стучится потихоньку… А это просто половицы рассыхаются! С ума сойти можно!