Александер Маккол-Смит - Женское детективное агентство №1

— В глазах Господа вы теперь муж и жена, — сказал он. — Господь любит своих чад, но и мы не должны забывать о своем долге перед Ним. Молодые люди, вы понимаете, о чем я толкую?

— Я понимаю, — улыбнулся Ноте. И добавил, обернувшись к Прешес: — А ты понимаешь?

Она посмотрела на священника, который был другом ее отца. Она знала, что отец разговаривал с ним о ее замужестве и о том, что он этому нисколько не рад, но священник сказал, что не вправе вмешиваться. Сейчас он говорил очень ласково и тихонько пожал ей руку, прежде чем вложить ее в руку Ноте. Когда он это сделал, ребенок в ней шевельнулся, и она от неожиданности вздрогнула.

Проведя два дня в Мочуди, в доме двоюродного брата Ноте, молодожены сложили вещи в грузовик и поехали в Габороне. Ноте нашел там жилье — две комнаты с кухней. Две комнаты — это настоящая роскошь: в одной, с двуспальным матрацем и старым гардеробом, они устроили спальню, а вторая была гостиной и столовой, там стояли стол, два стула и буфет. В этой комнате повесили желтые занавески из дома тети, и сразу стало светло и нарядно.

Там же Ноте держал свою трубу и коллекцию магнитофонных записей. Он играл на трубе по двадцать минут, а потом давал губам отдохнуть, слушал записи и подыгрывал на гитаре. О джазе он знал все — кто что пел, кто с кем играл. В Йоханнесбурге он слушал на концертах трубача Хью Масикела, пианиста Доллара Бранда, знал каждую их пластинку.

Она любила смотреть, как он вынимает трубу из футляра, как вставляет мундштук. Он подносил инструмент к губам, и вдруг рвался наружу победный звук, как ножом разрезая воздух. Звук сотрясал крохотную комнатушку, и разбуженные мухи вились вокруг трубы — словно катались верхом на нотах.

Она ходила с ним в бары, но чувствовала себя там ненужной. Там все говорили только о музыке. И Прешес стала все чаще оставаться дома.

Муж возвращался поздно, от него пахло пивом. Запах был как от скисшего молока, и, когда он кидал ее на кровать и стаскивал с нее одежду, она отворачивалась.

— Ты выпил много пива. Видно, вечер был удачный.

Он смотрел на нее мутными глазами:

— Хочу и пью. А тебе бы только поворчать.

— Да я просто за тебя порадовалась.

Но он все не унимался:

— Придется мне тебя наказать. Сама напросилась.

Она плакала, пыталась его оттолкнуть, но он был сильнее.

— Ребенка хоть пожалей!

— Ребенка? Да о каком ребенке ты болтаешь? Это не мой ребенок. У меня никаких детей нет.

И снова мужские руки, на сей раз в резиновых перчатках. И от этого кажутся бледными и недоделанными — как у белых.

— Здесь больно? А здесь?

Она покачала головой.

— Думаю, с ребенком все в порядке. А вот здесь только снаружи болит или внутри тоже?

— Только снаружи.

— Понятно. Придется наложить швы. Я сверху побрызгаю лекарством, чтобы было не так больно, но ты лучше отвернись, не смотри, как я шью. Обычно мужчины шить не умеют, но мы, врачи, в этом деле мастера.

Она закрыла глаза. На кожу брызнули чем-то холодным, и она словно онемела.

— Это муж твой постарался? Я угадал?

Она открыла глаза. Врач снял перчатки и пристально посмотрел на Прешес:

— Сколько раз такое было?

— Не знаю.

— Надеюсь, ты не собираешься к нему возвращаться?

Она открыла было рот, но он не дал ей ответить:

— Да, конечно, вернешься. Так всегда бывает. Боюсь, мы с тобой еще встретимся. Ты уж будь поосторожнее.

На следующий день она вернулась домой, обвязавшись шарфом — чтобы скрыть синяки и ссадины. У нее болели руки и живот и шов очень ныл. В больнице ей дали таблетки, одну она приняла перед тем, как сесть в автобус.

Дверь оказалась открыта. С замиранием сердца Прешес вошла внутрь. Комната была пуста. Он забрал все свои записи, и новый сундук, и желтые занавески. А матрац в спальне изрезал ножом, и повсюду валялись клочья ваты.

Она села на кровать и так и сидела, уставившись в пол, пока не пришел сосед и не сказал, что отвезет ее в Мочуди, к отцу.

Там она и прожила, ухаживая за отцом, следующие четырнадцать лет. Отец умер, когда ей было тридцать четыре года, и тогда осиротевшая Прешес Рамотсве, познавшая и кошмар семейной жизни, и короткое, длиной всего в пять дней, счастье материнства, стала первой женщиной-детективом в Ботсване.

Мма Рамотсве понимала, что организовать детективное агентство непросто. Многие ошибочно считают, что открыть дело — это пара пустяков, а потом сталкиваются с неожиданными трудностями и всякими подводными камнями.