Алексей Макеев - Алиби с того света

– Боря Самарский? – задумчиво произнес Гуров, разглядывая уголовника. – Кажется, помню я тебя. Было это лет десять назад. Тогда ты был немного порумянее и жизнерадостнее.

– Годы не те, начальник, – высоким голосом ответил Боря. – Ничего не поделаешь. Все мы стареем, тяжелеем.

– Да, – кивнул Гуров. – Годы нас не молодят. А ты, значит, в этой камере порядок наблюдал. Сам взялся или общество тебя назначило?

– Я, гражданин начальник, человек маленький. Правда, кое-каким уважением пользуюсь, верят мне люди. Мне оно и не накладно. Но только не надо на меня глядеть так, как будто я всех на коротком поводке держу. Люди сами по себе живут.

– Так ведь беспредел случился, Боря! – удивился Гуров. – Как же так? И не сявку какую решили порешить, а человека с двумя ходками за плечами. Ты ведь его с уважением в камеру принимал.

– А что я про него знаю? – Боря дернул жирным плечом, отчего по всему его телу пошла волна, даже двойной подбородок колыхнулся. – Может, он и не Горя вовсе, а только так назвался? А что они там ночью не поделили, я и знать не знаю. Может, этот Горя решил к кому-то под одеяло пристроиться? Вдруг он озабоченный? Вот люди и обиделись. Тут меня винить не надо. До Гори в камере спокойно было. Даже мужиков не обижали.

– Боря, а ведь дело серьезное, – заявил Гуров и хмыкнул. – Заказ на Горю пришел с воли. Без твоего плевка никто не стал бы в камере ничего подобного устраивать. Да и гвоздик нашелся. Только вот кто-то успел его сбросить. Большой хвост, Боря, тянется за этим делом, в которое ты ввязался. Как бы у тебя неприятностей не было.

– Не надо, гражданин начальник! – резко проговорил Боря. – Базара не будет. Если виноват в чем, так казните, а если нет вины, то отведите назад в камеру. А подозрения свои при себе оставьте.

– Значит, толковой беседы у нас не получится? Жаль, могли бы договориться. – Гуров покачал головой, разглядывая дряблое тело уголовника. – Ну да ладно, тебе решать. Только учти, если всплывет твое участие, то получишь ты от меня благословение на всю катушку, Боря, вспомнишь, что я задавал тебе вопросы и ждал ответов.

– Чего это ты, начальник? – насторожился уголовник. – Ты меня не прессуй. У нас свои правила, у вас свои. Ты сначала покажи товар лицом, объясни, что к стенке припер, потом уже ставь условия. А так-то что?..

– Ладно, – заявил Гуров. – Я обязательно учту твои пожелания! И к стенке припру, и условия поставлю. А пока иди, думай. Поразмысли о том, что полковник Гуров предложениями не разбрасывается.

– Гуров? Важняк из МУРа?

– Отстал ты от жизни, Боря. Пока ты мотал срок в Якутии, я перешел на работу в Главное управление уголовного розыска. Усек, чем это тебе грозит? Раньше ты из Москвы сдернул и мог думать, что я тебя не достану. А теперь вся страна – моя епархия.

– Ты это, не спеши больно-то. Спешка она, знаешь, до добра не доводит. – Уголовник покосился на прапорщика внутренней службы, вошедшего в комнату, и тяжело поднялся со стула.

– Ладно, – согласился Гуров. – Я пока выводы не делаю. Уведите его!

Допрос еще четверых обитателей камеры, в которой произошел инцидент, ничего не дал в плане раскрытия преступления, зато показал, как расставлены приоритеты среди ее обитателей. Сыщик понял, что Боря Самарский умышленно создавал в камере атмосферу взаимного недоверия и настороженности. Он вроде и не поощрял конфликтов блатных с мужиками, но в приватных разговорах распалял и тех и других всякими подозрениями, намеками, сплетнями.

По сути, он использовал древнюю методику, изобретенную чуть ли не Юлием Цезарем: «Разделяй и властвуй». Эта фраза довольно часто и ярко звучала не только на латыни, но и на других языках. Она вылетала из уст Людовика XI, Марии Медичи, многих политиков и философов более поздних эпох. Скорее всего, эта политическая максима такая же древняя, как и весь окружающий нас мир, как и человеческое общество в целом. Интересно, что Боря Самарский дошел до этой идеи своим умом. Не читал же он, к примеру, трактат Макиавелли «Государь».

Вечером в Зеленодольское УВД приехал тот самый оперативник из СИЗО и попросил Гурова о разговоре наедине.

– Что-то прояснилось? – спросил Лев Иванович.

– Да, товарищ полковник. У меня там два камерника работают. Один заявил, что почтальоном вполне мог быть старший сержант Долгополов. Второй уверенно показал на него. Именно этот самый сержант передал маляву… простите, записку Боре Самарскому.

– Вы уверены? Это точно?

– Точно. В этих сведениях я не сомневаюсь.