Гилберт Адэр - Убийство в стиле

Другие столики были монополизированы теми же статистами, которыми Эвадна и Трабшо уже повосхищались, когда только-только вступили в пределы студии. За одним столиком руританский гусар трапезовал в обществе двух фрейлин из Версаля Людовика XIV, за другим пожилой бобби с проникотиненными моржовыми усами и с полицейским шлемом, водруженным посреди столика наподобие непомерно большой солонки, дружески беседовал именно с тем индивидом, с каким его реальный эквивалент никогда бы публично не сел за один стол — с мускулистым грабителем в черном трико, специалистом забираться на верхние этажи по внешним стенам. А за третьим столиком непонятная женщина с лицом словно лезвие топора исступленно вязала из лиловой шерсти что-то чудовищное. Не обращая на насыщающихся в буфете ни малейшего внимания, как и они на нее, она откладывала творимое изделие, только чтобы время от времени проглатывать кусок манного пудинга.

— Пст, Кора, — прошептала Эвадна.

— А?

— Скажи мне, вон та мадам Лафарж. Ты ее знаешь?

Кора повернула голову, не заботясь, что это может заметить объект любопытства романистки.

— Так это же Хэтти, — сказала она уничижительно.

— Хэтти?

— Хэтти Фарджион. Жена Фарджи. То есть вдова, имею я в виду.

— Вдова Фарджиона? А с какой стати она здесь?

— Так Хэтти всегда присутствовала на съемках фарджионовских фильмов. Сидит себе в углу и вяжет в полном одиночестве, никому даже слова не скажет, такая же отгороженная мышка, как сейчас. Официально она считалась консультантом Фарджи по сценарию, но на самом деле, как мы все знали, она торчала здесь, чтобы Фарджи не вздумал завести шуры-муры со своими ведущими актрисами. Шуры-муры или, так мне приходилось слышать, «шмачки-драчки». Сама я понятия не имею, — закончила она добродетельно.

— Но сегодня-то она зачем здесь? Раз Фарджион умер, и вообще?

Кора поиграла своим ломтиком мяса.

— Кто знает? Может быть, Леви… Бенджамен Леви, продюсер фильма, считает ее вроде счастливого талисмана. Ведь миллионером Фарджи сделала серия редких удач. А может быть, у нее есть какие-то финансовые права на фильм, и она оберегает собственные интересы. А может, просто следит, чтобы Хенуэй соблюдал верность сценарию ее мужа.

— В том-то и соль, — сказала Эвадна Маунт.

— Какая еще соль?

— Хенуэй верности сценарию не соблюдает. Не далее как нынче утром его осенило использовать уши ребенка будто две телефонные трубки. Должна сказать, я подумала: просто изумительно, как он нашел такой искусный новый прием прямо во время съемки.

— О, я совершенно с тобой согласна, — отозвалась актриса. — А ты не думаешь, что в него каким-то образом проникает гений Фарджи? Эманации, понимаешь? — сказала она неопределенно. — Или я подразумеваю эктоплазму?

Она с отвращением оттолкнула свою тарелку с яствами.

— Бог мой, какая несъедобная мерзость! Даже хлеб под маргарином, и тот черствый.

Закурив сигарету, она вернулась к обсуждаемой теме.

— Да, если Хенуэй не Споткнется, он вполне может стать новым Фарджионом. Фарджи также были свойственны эти блистательные вспышки интуиции в самый последний момент. Помнится, я заскочила навестить Тая (Тайрон Пауэр — для вас, деревенщины!), когда Фарджи снимал «Загипсованного американца»… Вошь эдакая!

Не завершив свои воспоминания, она вновь взяла нож и вилку, наклонилась над тарелкой и сфокусировала все свое внимание на еде, которую только что отвергла.

— Бога ради, ни в коем случае, — зашептала она, — пожалуйста. Пожалуйста, не оглядывайтесь, не входите в зрительный контакт!

— С кем это мы не должны входить в зрительный контакт? — спросила Эвадна и, к отчаянию актрисы, немедленно оглянулась.

И оказалась лицом к лицу, вернее глаз к глазу, с желтовато-смуглым углубленно-серьезным молодым человеком, чьи бритая голова, темные очки без оправы, аккуратно подстриженная жидкая бородка и черный свитер с высоким воротом намекали, что он чувствовал бы себя более дома в каком-нибудь клубящимся дымом джазовом погребке в Сен-Жермен-де-Пре. Держа перед собой поднос с едой, он явно намеревался присоединиться к ним.

— Добилась своего! — прошипела Кора.

Молодой человек ответил романистке хладнокровным взглядом, приблизился к столику вплотную и кивнул Коре. Сотворив импровизированную улыбку с такой ловкостью, будто вставила в рот между губами парочку новых фальшивых зубов, она протянула ему правую руку. Он секунду ее подержал, поднес к губам и чуть поцеловал пуговичку ее лайковой перчатки.