Марсела Серрано - Пресвятая Дева Одиночества

— Как бы ты оценил их отношения?

«Ты» — не моя идея, во время работы я стараюсь придерживаться нейтрального тона протоколов; он перешел на «ты» сразу, как только открыл на мой звонок дверь своей маленькой, отнюдь не роскошной квартиры в центре, напротив Парке Форесталь. Листьев на земле еще нет, но лето уже крадет у осени драгоценную позолоту, придавая парку какой-то опустошенный вид, превращая его в пыльное, сухое облако. И мне вдруг кажется нереальным, что я сижу в этой уютной гостиной напротив Мартина Робледо Санчеса, на мой взгляд, лучшего из наших писателей.

— Сразу скажу — она не любила быть послушной, покорность вообще не в ее натуре. Но что-то в Томасе так на нее подействовало, что она дала себя подчинить. Это была смесь уважения, благодарности и страха.

«Простите, что касаюсь этой темы, — осторожно сказала я утром Томасу Рохасу, — но мне необходимо знать, какие у вас были отношения». — «Прекрасные, — тут же ответил ректор, — у нас был очень удачный брак, причину нужно искать не здесь, сеньора Альвальяй». Я не настаивала, но в глубине души удивилась: разве можно быть столь категоричным в таком тонком деле! И ведь он, похоже, не лгал.

— Однажды Кармен рассказала мне забавную вещь. Томас принимал пищу строго по часам четыре раза в день — по его мнению, только так можно достичь полноценного обмена веществ. У нее же не было иных внутренних часов, кроме собственных желаний, она ела когда вздумается, если чувствовала, что проголодалась, или ей вдруг до смерти хотелось чего-нибудь вкусненького. Однако постепенно ее организм перестроился на тот режим, которому следовал организм Томаса.

Он многозначительно взглянул на меня.

— Возможно, со временем Кармен захотела освободиться от той власти, которой сама же и подчинилась. — Это прозвучало как утверждение.

Он замолчал, задумался, я пока сходила на кухню, выкинула окурки из пепельницы, а когда вернулась, он уже был готов продолжить разговор.

— Ее международная известность докатилась до Чили раньше, чем она сама сюда приехала, и ей ничего не стоило занять свою нишу в нашем литературном мире. Если бы она написала первый роман в Чили и по-испански, все было бы по-другому… проклятый третий мир… Она со всеми была в неплохих отношениях, но всегда соблюдала некоторую дистанцию. Я был исключением, нам несколько раз пришлось вместе путешествовать, и это нас сблизило. Я бы сказал, я был ее единственным другом в этом мирке, мерзком мирке, ты же знаешь. Все были с ней очень любезны, еще бы, знаменитость, а за спиной сплетничали, осуждали. В общем, ничего нового… наш национальный спорт… Я ее очень люблю, даже влюбился бы, если бы она позволила. Ее нельзя назвать красивой, но что-то в ее внешности выдает страстную натуру. Тем не менее она верная жена.

Я слушала очень внимательно.

— Томас не особенно интересовался ее писаниями, думаю, у него просто не было времени. Казалось, он живет в более

значительном, более прочном, я бы даже сказал, более материальном мире, чем мы. Он все-таки экономист, не забывай. Тебе не кажется, это очень современно — занять пост ректора, имея такую профессию и получив с ее помощью все, что положено? — Он по-детски озорно взглянул на меня и предпочел сменить тему. — Нужно особое умение, чтобы поставить себя так при росте метр шестьдесят пять. Я высокий, мне смешно смотреть на коротышек, но только не на Томаса. Он словно пылкий петушок, всегда грудь колесом. Правда, ректор в один прекрасный день перестает быть ректором, писатель же— всегда писатель. Тем не менее он игнорировал нашу братию, очень тактично, но игнорировал, меня, пожалуй, меньше, чем других, поскольку я был другом Кармен. В конце концов, он неплохой человек, Рохас, но, на мой вкус, немного правый… и чересчур светский! Ты можешь себе представить, чтобы кто-то, будучи в здравом уме, получал удовольствие от коктейлей и официальных обедов?

Он говорил таким тоном, словно не допускал, что кто-то может с ним не согласиться, и меня это в нем умиляло.

— Обычно я обедал с ней, это было лучшее время, чтобы повидаться и при этом избежать встречи с ним. Она была более раскованной, когда оставалась одна. Наверное, все мы такие, а, Роса?

Я улыбнулась и позволила снова наполнить свой стакан, правда, обычной минеральной водой. Если у К.Л.Авилы нет внутренних часов, то у меня они есть, и очень точные: виски в пять вечера может меня убить.

— Кармен была… нет, не была, а просто… она улыбчивая, и улыбка у нее нежная и одновременно нервная. И еще она человек настроения, которое у нее мгновенно меняется. Кармен уверяет, что ее прабабка была цыганкой и в этом якобы причина всех странностей. Какой писатель не нуждается в мифе, чтобы самому утвердиться в нем как персонажу? А может, так оно и есть, отсюда ее гибкое тело, — жаль, ты ее не видела, — такое раскрепощенное, такое выразительное. Я не знаю никого, кто бы так страдал, чувствуя себя в плену существующих условностей; ей бы жить в глухой сельве… в крайнем случае в обычном лесу… но ни в коем случае не в таком чопорном и заурядном городе, как Сантьяго. Когда я с ней познакомился, то подумал: у нее слишком красивые ноги, она не может хорошо писать. Лично мне не нравится ее стиль, на мой взгляд, ему не хватает плотности. Но с другой стороны, мне ничей стиль не нравится… Удивительно, но постепенно воображаемый мир становился единственным, в котором ей было интересно жить. Она все больше и больше читала. Считается, что все писатели много читают, но это не так. Мне, например, никогда не хватает терпения… максимум, на что я способен, — это перечитать какой-нибудь эпизод, страницу, которая когда-то меня потрясла. На мой взгляд, существует всего десять стоящих романов, и что бы ни публиковалось нового, я своего мнения не изменю. Поэтому я не читаю новые книги, просто пролистываю. А Кармен читала, была в курсе, и создавалось впечатление, извини, если повторяюсь, что реальный мир ее не интересует, по крайней мере все меньше и меньше, он казался ей лишним, не то что фантазии. Она часто рассказывала, как в детстве тетя Джейн пичкала ее книгами на испанском, чтобы язык не забылся, то есть привычка читать появилась лет в одиннадцать и не исчезла с годами… Вот почему она с пренебрежением относилась к официальной учебе, университетам, всему училась по книгам. Как сказала бы моя бабушка, у нее был богатый внутренний мир, которого у меня, например, нет.