Андрей Анисимов - Проценты кровью

– Мне ничего такого в голову не приходит, – сказал молодой человек, когда они снова покатили по шоссе.

– Плохо, что не приходит, – покачал головой Суворов. – Есть хочешь?

Гриша хотел. Они пересекали город Валдай. Основная часть старого русского городка находилась далеко внизу, возле чаши одноименного озера. Трасса проходила лишь через административный участок города. Предприимчивые армяне открыли тут круглосуточное кафе. Суворов завернул на стоянку. Водители нескольких фур закусывали в кафе, и их огромные машины, словно спящие слоны, застыли на обочине.

– Посиди. Тебя видеть не должны, – предупредил Суворов и направился в кафе.

Поскольку кафе держали южане, то и кухня оказалась соответствующей. Виктор Иннокентьевич попросил, чтобы еду ему завернули с собой. Пока чернявый и круглый как мяч буфетчик накладывал в пакет люля-кебабы, сыпал нарезанный лук и зелень, Суворов успел выпить стакан черного кофе. Он боялся уснуть за рулем, и напиток пришелся кстати. Забрав еду, криминалист оглядел столики, за которыми сидели шоферы, и, купив большую зеленую бутылку «спрайта», вышел на улицу.

Гриша спал. Суворов аккуратно пристроил пакет за подголовник водительского кресла и тихо уселся за руль.

– Хочешь, я поведу? – спросил Гриша, открывая глаза.

– Нельзя. Если остановят, тебе придется показывать права. Ты не понял? Фиксировать твою персону мы не имеем права, – объяснил Виктор Иннокентьевич и тронулся с места.

– Что же, я теперь всю жизнь должен прятаться как уголовник? – недовольно спросил юноша.

– Ешь, пока армянские котлеты не остыли, – посоветовал Суворов, предпочитая на вопрос сына не отвечать.

Гриша снял пакет с подголовника и принялся за еду.

– Вкусно, папа Витя. Жаль, запить нечем.

– Пошуруй между сиденьями сзади, – предложил Виктор Иннокентьевич и включил щетки.

Дождь усилился, стекло помутнело, и скорость пришлось сбавить.

– Думай, сынок, – снова попросил Суворов. Гриша открыл шипящую бутылку, сделал несколько глотков. Виктор Иннокентьевич, покосившись на сына, отметил, что тот держит бутылку именно так, как и ту, где остались злополучные отпечатки. – Думай. Может, ты какой-нибудь крале наобещал хрустальных замков, а потом слинял? Или по спорту кому помешал? Без причины ничего не бывает. Поймем причину – найдем убийцу.

– Нет, папа Витя. Предложения жениться я никому не делал. По боксу я всего перворазрядник и в чемпионы не рвусь.

Суворов посмотрел на часы:

– Плохо. Время уже три, а мы еще до Вышнего Волочка не добрались.

– Мы едем в Москву или дальше? – спросил Гриша, закупоривая свой «спрайт» и пряча бутылку на прежнее место.

– Да, Гриша, мы едем в Москву. В большом городе легче раствориться.

– Тогда почему не в Питер? – удивился сын.

– Потому что в Москве есть человек, который может нам помочь.

– Я догадываюсь, о ком ты говоришь, – тихо сказал Гриша.

– Догадываешься, и молодец, – ответил Суворов и, заметив, что из зоны дождя они выбрались, выключил щетки и прибавил скорость. Стрелка спидометра заплясала у отметки «сто двадцать». Гриша откинул кресло и, устроившись поудобнее, засопел.

Нателла Проскурина играла в городском театре второй сезон. Она окончила московский театральный институт в мастерской известного артиста. Была мила личиком и стройна фигуркой, но большим талантом не отличалась. Вздернутый носик и приятный овал лица позволяли гримерам превращать молодую актрису в самые разнообразные персонажи. Руслан Ходжаев влюбился в Нателлу, как говорится, с первого взгляда. Он увидел ее в пьесе современного автора, где по новой моде половину пьесы Нателла проводила неглиже. Образ, выписанный местным драматургом Щербатым, требовал экзальтации. Проскурина играла невинную девушку, которую подлый негодяй превратил в проститутку. Невинность героини по замыслу автора осталась в прошедшем времени, за рамками сценического действа. На сцене же Нателла, борясь с отвращением, отдавала свое прекрасное тело уродливому негодяю и оттого горько страдала. Чеченец Ходжаев, не слишком и отличая правду искусства от правды жизни, сильно сочувствовал Проскуриной из второго ряда партера. Он даже отключил мобильный телефон, по которому получал информацию о своем доходе. Пьеса в стиле слезной мелодрамы, доступной интеллекту нового богатого зрителя, заканчивалась счастливо. Проститутку полюбил состоятельный красивый бизнесмен и выкупил из позорного бизнеса. Уродливый негодяй, перепутав яд, предназначенный герою, с бокалом для себя, подыхал в страшных судорогах. Чеченец ходил на все показы пьесы и в сцене отравления не мог удержаться от аплодисментов.