Андрей Анисимов - Проценты кровью

– Кто он, бабушка? – спросила Валя сквозь слезы.

– Зверь он. Теперь верю, что отца родного убил. Раз дитя не пожалел, значит, мог и отца, – ответила Никитина.

Они затаились, обнявшись на сеновале, и боялись спуститься в дом. Наконец Дарья Ивановна решилась.

– Пойдем, милая. Пока еще я тут хозяйка. Может, он и ушел уже…

Дарья Ивановна открыла дверь в горницу и увидела Эдика. Тот спокойно сидел за столом и протирал тряпкой какие-то железки.

– Ирод, что ты наделал?! – истошно закричала она. Страх ушел. Остались обида и гнев.

Эдик молча поколдовал с железками, и они в его руках превратились в вороненый пистолет. Направив дуло в сердце няни, Эдик заявил:

– Будешь орать – пристрелю. Девка мне твоя кстати. Спать хочу с ней. Я теперь пока не наверстаю, ни одну телку не пропущу. Знаешь что такое десять лет без бабы?! Станете кочевряжиться, пристрелю обеих.

Валя, стоявшая в дверях и слышавшая слова насильника, бросилась во двор, но ее ноги подкосила слабость от перенесенного. Валя упала. К ней подбежал Доша и стал лизать лицо. Эдик вышел на крыльцо и приказал:

– Иди в дом и не дури.

Валя не двигалась. Эдик спустился с крыльца, схватил Валю за руку и втащил в избу.

– Пора обедать, – рявкнул он.

Заплаканные женщины, боясь встретиться глазами друг с другом, принялись медленно накрывать на стол. – Пошевеливайтесь. Спать будете ночью, – сказал Эдик и грязно выругался.

Дарья Ивановна и Валя сидели в углу на скамейке и молча ждали, пока Эдик покончит с едой. После чая он потянулся и заявил более миролюбивым тоном:

– Девчонка пусть и не думает убегать. В Питере отыщу и пристрелю вместе с Веркой. Не погляжу, что папашка у нас общий…

Днем Эдик потребовал горячей воды и долго возился с одеждой. Заставил няню заштопать и отгладить порванные собакой брюки. Потом натопил баню и заорал:

– Валька, иди сюда. Спину потрешь…

– Я тебе сама потру, – быстро предложила Дарья Ивановна.

– Ты, старая кошелка, заткнись. Может, у меня не только спина чешется. Давай сюда девку! – крикнул Эдик, высунув голову из приоткрытой двери в баню.

– Вали нет, – ответила женщина и скрылась в избе.

Эдик, голый, с пистолетом в руке, ворвался в горницу и, не увидев девушки, навел пистолет на няню:

– Ведьма, куда девку дела?!

– Ты меня не пугай. Я тебя не боюсь. А куда пошла внучка – не знаю. Она мне не докладывала, – спокойно ответила Никитина и отвернулась.

Эдик напялил на себя телогрейку и полуголый выскочил на улицу. Размахивая пистолетом и дергая двери запертых и заколоченных изб, он до бежал до жилища престарелой Агриппины. Ворвавшись к старухе и расшвыривая корзины с луком, старые тряпки и табуреты, Эдик оглядел горницу, сени и сарай. Не обнаружив Валю и перепугав до смерти древнюю хозяйку, побежал дальше. Последний дом встретил его запертой калиткой. Эдик попытался сорвать замок, но грянул выстрел. Он посмотрел на крыльцо и увидел пожилого азиата с двустволкой в руке.

– Отдай девку! Застрелю! – потребовал Эдик, но, заметив наведенный на свою грудь ствол, осекся.

– Уходи, ты плохой человек. Обидел ребенка. Халит убил бы тебя, но русские и так называют всех мусульман убийцами. Уходи и знай: придешь еще – умрешь.

– Отдай девку по-хорошему, – злобно заорал Эдик.

Ружье продолжало целить в грудь пришельца. Поняв, что еще шаг – и азиат выстрелит, Кадков повернулся и побрел назад. Он бы с удовольствием продырявил азиата, но на таком расстоянии мог промазать, а тот из ружья бил метко. Эдик это понял, получив порцию дроби возле ног.

Снова пригрозив няне тем, что застрелит в Питере и дочку, и внучку, если те посмеют заявить в милицию, бывший воспитанник Дарьи Ивановны попарился в бане в одиночестве и улегся спать. Заснул он быстро, но, как и в прошлую ночь, во сне бормотал и ругался. Один раз вскочил и, выхватив из-под подушки пистолет, стал озираться по сторонам, как затравленный волк. Дарья Ивановна всю ночь глаз не сомкнула.

Утром Эдик, начищенный и наглаженный, выпил три сырых яйца и ушел. Никитина долго не верила, что ее муки закончились. Зная, что Халит девочку в обиду не даст, за внучку больше не волновалась. Но тревога не уходила. Давила и угнетала тишина. «Где собака?» – подумала хозяйка. Пока Эдик был здесь, пес лаял и злобно рычал. А теперь его не слышно. Женщина вышла во двор и позвала: «Доша! Доша!» Но Доша не откликнулся. Тогда Никитина медленно побрела вокруг избы. Обезглавленный труп собаки лежал за баней. Голову Доши и окровавленный топор Дарья Ивановна обнаружила в огороде.