Камилла Лэкберг: Ангелотворец

Эрика поднялась со вздохом:

— Я знала, что долго нам сидеть спокойно не дадут! Так оно всегда. Майя жалуется на братьев. А мне все время приходится их мирить.

— Мм, — пробормотала Анна вслед сестре. Ей было больно от того, что она не могла пожаловаться на такие же проблемы. Она бы предпочла быть на месте Эрики и тоже иметь детей от любимого человека.

Фьельбака показывала себя с лучшей стороны. С причала, где Йон Хольм сидел с женой и ее родителями, открывался великолепный вид на гавань. Хорошая погода привлекла в деревню много яхт: они покачивались на воде вдоль понтонных мостков. С палуб доносились смех и музыка. Прищурив глаза от солнца, Йон рассматривал туристов.

— Жаль, что шведы так мало ценят свою страну, — произнес он, поднимая бокал охлажденного розового вина. — Все твердят о демократии и праве самовыражения, но мы не можем свободно изъявлять свою волю. Никто не хочет нас видеть и слышать. А ведь мы — избранники народа. Столько шведов явно дали понять, что не доверяют нынешней власти и хотят перемен… Перемен, которые мы можем им дать.

Поставив бокал, он продолжил чистить креветки.

— Да, это ужасно, — сказал его тесть, набирая горсть креветок. — Если мы живем в демократическом государстве, то к голосу народа надо прислушиваться.

— Тем более что каждый дурак знает: иммигранты приезжают сюда только за социальным пособием, — вторила ему теща. — Если бы сюда приезжали иностранцы, готовые работать и вносить свой вклад в общество, никто бы не возражал. Но я не хочу, чтобы эти тунеядцы жили за счет налогоплательщиков, за мой счет, — невнятно бормотала она, уже явно навеселе.

Йон вздохнул. Идиоты. Они понятия не имеют, о чем говорят. Как и большинство избирателей, они упрощали проблему, отказываясь видеть перспективу. Родители его жены воплощали в себе все те тупость и недалекость, которые были ему так ненавистны, а ему придется провести с ними целую неделю.

Догадавшись о его мыслях, Лив погладила мужа по бедру. По большей части она была с ним согласна, но все-таки Барбру и Кент были ее родителями, и с этим тоже надо было считаться.

— Самое ужасное — это то, как все перемешалось, — продолжила Барбру. — В наш квартал недавно переехала одна семья. Жена — шведка, муж — араб. Можно представить, как приходится страдать бедняжке! Все знают, как арабы обращаются со своими женами. Их детей будут дразнить в школе. Они попадут в плохую компанию и станут преступниками. Эта женщина еще пожалеет, что вышла замуж не за шведа.

— Именно, — согласился Кент, пытаясь просунуть в рот гигантский бутерброд с креветками.

— Может, дадим Йону отдохнуть от политики? — с улыбкой предложила Лив. — Он и так в Стокгольме целыми днями обсуждает вопросы иммиграции. Дайте ему передышку.

Хольм послал жене благодарный взгляд. Какое же она все-таки совершенство! Светлые шелковистые волосы, правильные черты лица, сияющие голубые глаза…

— Прости, милая. Мы не подумали, — тут же отозвался ее отец. — Просто мы так гордимся тем, что Йон столького добился, что он занимает такой пост… Ну да ладно. Поговорим о чем-нибудь еще. Как дела с твоим бизнесом?

Лив с энтузиазмом начала рассказывать о своих проблемах с таможней, из-за которых французские поставки постоянно задерживались. Она занималась импортом товаров для дизайна и интерьера из Франции, но Хольм знал, что в последнее время ее интерес к бутику угас. Она все больше уделяла времени партийной работе: для Лив не было ничего важнее этого.

Чайки кружили все ниже над причалом, и Йон встал.

— Предлагаю все убрать. Птицы становятся назойливыми.

Он высыпал креветочные очистки в море, и чайки тут же бросились в воду в поисках съестного. А то, что они не съедят, достанется крабам.

Постояв какое-то время, политик со вздохом посмотрел на горизонт. Взгляд его, как всегда, остановился на Валё, что вызвало приступ злости. Слава богу, в тот момент раздался звонок мобильного. Порывшись в кармане, Хольм выудил телефон и бросил взгляд на дисплей. Звонил премьер-министр.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Патрик, придерживая дверь для Мартина.

Она была такой тяжелой, что пришлось подпереть ее плечом. Полицейский участок в Тануме построили в 60-е, и когда Хедстрём впервые переступил порог этого похожего на бункер помещения, он испытал довольно мрачные чувства. Но это было давно. С тех пор Патрик успел привыкнуть к грязно-желтым и бежевым цветам интерьера и к неуютной атмосфере.