Крейг Райс: Убийство по-домашнему

Почти незаметная скованность в поведении молодого врача свидетельствовала о том, что эта несколько вульгарная шутка не получила его одобрения. Он стал серьезным и перешел на официальный тон.

— Но мы посмотрим, чем тут можно будет помочь, хорошо? — При этих словах он бросил на мою мать короткий профессиональный взгляд и добавил: — Не могли бы вы ненадолго оставить нас вдвоем, миссис Френд?

— Ну, конечно! — сказала она, бросая на меня доверчивый взгляд. — Постарайся быть вежливым и послушным, Горди. Доктор Крофт очень известный и милый человек. Я убеждена, что если ты станешь выполнять его указания, то медленно, постепенно все вспомнишь.

Она направилась в сторону двери, но потом, словно о чем-то вспомнив, вернулась за украшенной ленточками коробкой шоколадных конфет и чуточку пристыженная, как ребенок, который что-то натворил, вышла из комнаты.

Когда мы остались вдвоем, молодой человек стал воплощением вежливости и благожелательности. Он придвинул к кровати кресло и уселся на нем верхом, как на лошади. Какое-то подсознательное чувство, которое я не мог себе объяснить, предостерегло меня, чтобы я был начеку.

— Ну, Горди, — приветливо улыбнулся он мне, — прежде всего я должен представиться. Я Нэйт Крофт. Наверняка ты вспомнишь и меня, и то, что я твой закадычный приятель, а также друг Селены и Марни.

Несмотря на состояние, в котором я находился, я отчетливо и с полной уверенностью чувствовал, что никогда не мог быть «закадычным приятелем» этого молодого человека с нежной смуглой кожей и соблазнительными глазами танцовщицы. Однако вслух я этого не сказал. Я неподвижно лежал и ждал, что будет дальше.

Он закурил сигарету, которую вынул из роскошного дорогого портсигара, упомянув о том, что ему безмерно жаль, что он не может меня угостить. Потом, внимательно глядя на меня сквозь кольца дыма, спросил:

— Скажи мне, Горди, что ты, собственно, помнишь?

— Я помню гул пропеллеров, — сказал я. — Кроме того, мне кажется, я помню какой-то аэропорт и самолет, а также то, что я кого-то провожал. Кого-то, кто улетел на самолете.

— Однако никого конкретно?

С огромными усилиями я старался вызвать в памяти какой-то затертый образ.

— Нет. Никого конкретно. Разве только, что мне кажется невероятно важным то, что я помню.

— Однако в первую очередь ты помнишь этот гул пропеллеров?

— Да. Мне постоянно кажется, что он здесь, в этой комнате. И даже если я его не слышу, то…

— Да, да, понимаю, — прервал он меня, с таким видом, словно по роду службы собирал информацию. — Однако у меня такое впечатление, что это дает мне немного.

Сам не понимая почему, я почувствовал внезапный прилив удрученности и апатии.

— Значит, вы хотите этим сказать, что никто не улетел ни на каком самолете?

— Обычная реакция после эфира. — Доктор Нэйт Крофт держал в пальцах горящую сигарету. — Потеря сознания, проявляющаяся как гул пропеллеров. А тот человек, которого ты якобы провожал… это была женщина или мужчина?

Внезапно я ясно вспомнил, что это была женщина.

— Женщина.

Он пару раз кивнул, словно для него все было совершенно ясно.

— Медсестра из операционной, — констатировал он. — Я часто сталкивался с подобными проявлениями. Пациент цепляется за образ медсестры из-за страха перед потерей сознания. Она становится для него символом реальности, которую больной подсознательно боится утратить, перед тем как окончательно засыпает.

Я не мог понять, почему это конкретное медицинское объяснение вызвало у меня отчаяние. Доктор тем временем продолжил:

— Не думай о пропеллерах, Горди. А что еще ты помнишь?

— Потом еще больницу. Обрывки воспоминаний, — ответил я бесцветным голосом.

— Понятно… — Доктор Крофт рассматривал свои ухоженные ладони. — Ты несколько раз приходил в сознание в больнице. И это все?

Я кивнул.

— Наверное, все, кроме того, что произошло после моего пробуждения в комнате. В этой комнате.

— Ну-ну… Не будем переживать из-за этого, не так ли? — Белые зубы снова блеснули в улыбке. — Как ты относишься к тому, что я немножечко напомню тебе, как было дело, Горди? Мать, наверное, сказала тебе об аварии?

— Конечно, сказала, — признался я.

— Она произошла на Коуст-Бульвар вечером. Припоминаешь? На этом пустынном отрезке шоссе в Сан-Диего.

— Сан-Диего? — повторил я, пытаясь сесть.

— Да. А в чем дело? Сан-Диего тебе о чем-то напоминает?

— Сан-Диего, — еще раз неуверенно повторил я, после чего добавил: — Я служу в военно-морском флоте?