— Не знаю. Смотри сам…
— Так будет…
Кожемякин принес из сеней пару штыковых лопат, поднял крышку подполья и опустился вниз по лестнице. В темноте нащупал выключатель и повернул небольшой тумблер. Вспыхнул свет. Выбрав место между четырьмя массивными деревянными сваями, вкопанными в землю и подпирающими снизу печь, принялся копать яму. Он рассчитал: покойники, придавленные землей и рухнувшей сверху печью, будут лежать вечно. Кому понадобится бывшее пожарище, в котором погиб человек! Если, конечно, не будет производиться капитальное строительство, что практически равно нулю.
Полковник был уверен в одном: невозможно доказать собственную невиновность при наличии трех остывших тел с признаками огнестрельных ранений. Конечно, плохо таким образом поступать с людьми. Но с какими такими людьми?! Он их здесь ни одного не видит. Что хотели, то и получили. Он хочет одного: навсегда исчезнуть. Даже если для этого вновь придется стать нелегалом, как это бывало на службе…
Бутылочкин, сопя, копал рядом. Ружье моталось за спиной, но он не желал с ним расставаться. Яму выкопали достаточно глубокую, меняя друг друга. Покойников уложили и вновь засыпали. Все. Пусть лежат до скончания века.
Потом они вылезли из подполья и принялись таскать в избу дрова. Поленница была сложена во дворе, под навесом. Береза оказалась на редкость сухой, поленья звенели, ударяясь друг о друга.
Их бросали охапками вниз и вновь возвращались, пока Кожемякину не показалось: достаточно. Они вновь опустились и между сваями сложили поленницу. Оставалось лишь заложить устройство. От него в нужный момент произойдет возгорание.
Бутылочкин теперь ни о чем не спрашивал. Он вел себя так, словно всю жизнь только этим и занимался. Они давно не виделись.
— Как же мы поджигать-то станем? — все-таки спросил. — Нам же еще уходить придется.
— Увидишь…
Кожемякин, встав на табурет, принялся шарить за выступом божницы в углу под потолком. Затем поднял рукой небольшую икону и только после этого нашел тонкую свечу. Вернулся к столу и принялся измерять школьной линейкой. Сделал короткий надрез и зажег, глядя на часы.
— Посмотрим, — сказал, — сколько времени уйдет на горение, — и через некоторое время вновь задул свечу, вновь сделал надрезы.
— Полчаса хватит нам, — вновь произнес и добавил: — И полчаса на раскачку для пожарных, чтобы деревня не разгорелась. — Он сильно рисковал, рассчитывая время и надеясь на оперативность пожарной службы МЧС.
Оставалось соорудить само устройство. Кожемякин открутил насос паяльной лампы, принес из сеней пластиковую бутыль и перелил в нее весь бензин. После этого, закрутив натуго пробку, проверил, не течет ли из горловины бензин, принес со двора пучок приготовленных накануне лучин и со всем этим, свечкой и спичками, вновь спустился в подвал. Бутылочкин последовал за ним.
Пластиковую бутыль Кожемякин положил в самый низ поленницы, выдернув оттуда толстое полено. Туда же подоткнул пучок лучин, а среди них вставил в стоячем положении свечу — ровно до отметины. Они успеют уйти, прежде чем в подвале вспыхнет огонь. Они будут далеко отсюда. Хитромудрый способ известен с незапамятных времен. Проблема унести ноги всегда была актуальной.
Вдвоем они запрягли коня в легкий ходок на резиновых шинах и погрузили в него телевизор, завернутый в одеяло, — Бутылочкин уговорил взять. Михалыч вновь сбегал в избу и снял с божницы икону.
В небе было не видно ни луны, ни звезд. Далеко за рекой беззвучно вспыхивал и гас «хлебозор» — далекая зарница.
— Ну все, — вздохнул Кожемякин, — пора. Пошел я…
Он тихо вошел в дом и через минуту вернулся.
— Назад мне ходу больше нет. Уходим, Коля… Машина пусть стоит, где стояла. Номер я запомнил, может, пригодится когда. Пора. Уходим. — И вновь взглянул на часы.
Елизаров взял коня под уздцы и повел со двора, мимо кладбища, за болото. Кожемякин разорвал пачку махорки и «пудрил» позади себя дорогу, сидя в телеге задом наперед.
За прудом, около кедрача, махорка закончилась. Они углубились среди кедров в лес и по Пересветовской дороге вышли к покосам. Затем, петляя, переходя с одной тропки на другую, вновь углубились в лес и вышли к деревне совсем с другой стороны, как раз на задах у елизаровских огородов. Вынули жерди из городьбы и заехали давно не паханной полосой через задние ворота во двор.
Резидент тряс в темноте головой и недовольно фыркал, приглушенно щелкая удилами. На телеге лежало несколько мешков с овсом — конский неприкосновенный запас. Запас на время X.
Читать дальше