Анатолий Ромов - Бесспорной версии нет (сборник)

– Добрый день, Константин Никифорович. Квишиладзе.

– Добрый день, Георгий Ираклиевич. Есть какие-нибудь новости?

– Есть. Вам сейчас доложит о них Эдуард Алексеевич. Константин Никифорович, не скажете, что там с Джомардидзе?

– Насколько мне известно, Джомардидзе стало лучше.

Новость была настолько важной, что я несколько секунд молчал. Наконец выдавил:

– Что… серьезно?

– Серьезно. Лечащий врач сказал: если ничего не случится, завтра утром Джомардидзе можно будет допрашивать.

Попытавшись осмыслить, что из этого может следовать, я спросил:

– И много людей об этом знают?

– Не волнуйтесь, Георгий Ираклиевич. Я принял меры, чтобы об этом никто не смог узнать.

– Константин Никифорович, вы долго еще будете у себя?

– Часа три еще пробуду.

– Если через полчаса я к вам зайду, примете?

– О чем разговор. Жду через полчаса.

Повесив трубку, я вернулся на бульвар. Сел на скамейку. Отсюда хорошо были видны медленно накатывающиеся и тут же разбивающиеся о волнорез морские волны. Глядя на них, я попытался подвести итоги. Выздоровление Джомардидзе дает некий оперативный простор, но не более того. Ждать от него каких-то признаний наивно. Он отлично знает, что ему грозит, если он возьмет на себя убийства Чкония и Гогунавы. Что есть еще? Показания Вахтанга Дадиани – раз. Неожиданное откровение Ларисы Гогунавы – два. Рассказ Котика – три. Расставивший последние точки разговор с Таисией Афанасьевной – четыре. Не так уж мало. Но вряд ли под давлением этих во многом уязвимых фактов и свидетельств Челидзе начнет давать искренние показания, раскрыв свою истинную роль во всех событиях, так или иначе связанных с «Перстнем Саломеи». Не тот человек. Будет стоять намертво. И уж, во всяком случае, сделает все, чтобы отвести от себя главное обвинение – в организации убийства Гогунавы.

В конце концов в голову мне пришла новая идея. Но уловка, с ней связанная, могла помочь лишь при одном условии: если она будет выполнена на высшем уровне.

В кабинете Бочарова, коротко изложив последние события, я сказал:

– Константин Никифорович, у меня есть предложение. Надо сделать все, чтобы в ИВС, где содержится Челидзе, а для верности и в другие батумские места содержания заключенных, проник слух: Джомардидзе умер. Нужно, чтобы Челидзе был в этом твердо уверен. Если он будет убежден, что Джомардидзе мертв, тут же начнет все валить на него.

– Идея неплохая, – согласился Бочаров. – Постараемся воплотить ее в жизнь. Тем более Джомардидзе ведь и в самом деле до вчерашнего дня буквально дышал на ладан.

На следующий день я умышленно вызвал Челидзе на допрос не утром, а во второй половине дня, чтобы слух о смерти Джомардидзе дошел до него наверняка. Начав допрос, не торопил с ответами, стараясь подвести подследственного к решению, на которое я рассчитывал. Главный упор сделал на показания Дадиани, Ларисы Гогунавы и Таисии Афанасьевны, как бы забывая при этом задавать вопросы, касающиеся связи Челидзе с Джомардидзе.

В конце концов Челидзе, не любящий, как я успел заметить, обмена прямыми взглядами, впервые посмотрел на меня открыто. Сказал мягко:

– Георгий Ираклиевич, может, хватит?

– Хватит чего? – Я изобразил недоумение.

– Вы допрашиваете меня уже третий час. За эти два с лишним часа я услышал от вас много интересного. И все же ваши доводы слабоваты.

– Слабоваты? – Я продолжал подыгрывать Челидзе.

– Конечно. Вы можете сказать, где сейчас подлинник «Перстня Саломеи»?

– Могу. В семейном сейфе Дадиани. Но этот подлинник вы оттуда много раз брали. Практически сейф Дадиани вы давно уже используете как свой личный.

– У вас есть прямые доказательства? И прямые улики?

– Отдаю должное вашему мастерству. Прямых нет.

– Георгий Ираклиевич, давайте оставим мое мастерство. Любой более-менее приличный адвокат потребует у суда серьезных доказательств. Суд их предъявить не сможет, поскольку таковых просто нет. Или я не прав?

В ответ я лишь пожал плечами. Челидзе продолжил:

– Далее, по-моему, вы слишком большое значение придаете этой старушке, Таисии Афанасьевне. Я в самом деле довольно часто просил ее о различных услугах. Более того, я охотно верю, что она могла продать кому-то в Тбилиси некий бриллиантовый перстень. Она, а не я. Так что вам, да и суду, логичней спрашивать с нее. А не с меня. Что же остается?

– Остаются показания Ларисы Гогунавы. Она утверждает: некий Сергей Петрович, то есть вы, имел дело с ее мужем.