Ирина Меркина - Сверху видно всё

Одна проблема была решена. Оставалась вторая, может быть, не столь опасная, но вполне реальная — Валька Красильников, который никогда ничего не запоминал, но мог вдруг и очень некстати вспомнить про фотографии и про место, где они были сделаны. В таком месте, в таком положении Мадонна Ирина никак не могла оказаться. Лучше было умереть.

— Батюшки святы! — воскликнул Великий Журналист, застыв посреди коридора и раскинув руки, объемистыми окорочками торчащие из коротких рукавов футболки. — Глазам своим не верю! Максим Федорович! А мы уже панихиду по тебе справлять собрались!

— Какую панихиду? — беспомощно спросил Потапов. Он сидел за своим столом постаревший и какой-то обвисший, словно сдутый шарик. Вокруг постепенно собиралась толпа.

— Максим Федорович, мы же думали, что вы утонули в Таиланде, — жизнерадостно прощебетала секретарша Света. — Вас уже милиция спрашивала. Они сегодня снова звонили.

— Какого черта? Я не был ни в каком Таиланде! Откуда взялись эти слухи? Я только одному козлу, родственнику, соврал про Таиланд, чтоб не приставал на праздники. Послушайте, я ничего не понимаю — что происходит? Какая милиция? Я был на даче! У меня пропала невеста!.. Я не знаю… где ее искать…

— Найдется невеста, никуда не денется, — раздался сзади успокаивающий голос. — Такое добро не пропадает. А мы тут без тебя такую штуку сделали, смотри!

Маленький бильдредактор Мозров положил руку на плечо Потапову и торжественно раскрыл перед ним свежий номер журнала. Весь центральный разворот занимал бескрайний пейзаж, снятый с высоты птичьего полета. Внизу была какая-то деревенька, поле, покрытое яркими лепестками парашютов, на горизонте синел лес. Но больше всего там было неба, полного ветра, солнца и свободы, неба почти бесцветного и без облаков, но такого свежего и объемного, какое получалось только у великого Потапова на его лучших снимках.

— Кто-нибудь еще хочет? — спросил Олег, сверкая белоснежными зубами. И посмотрел на Карину.

Карина безразлично пожала плечами и отвернулась. Она уже жалела, что согласилась на эту поездку. Но с легкой руки Лены и по приглашению инструктора Олега в первые же солнечные весенние выходные на поле парапланеристов отправились все, даже участковый Барабас и вечно работающий Любочкин муж Паша. И Карину они тоже потащили с собой, только зачем, неизвестно.

Она не так давно вышла на работу. После прерывания беременности начались осложнения, и все закончилось нервным срывом. Всю зиму Карина провалялась по больницам, откуда вышла вроде бы здоровая, но утратившая всякий интерес к жизни. Девочек в «Шпильке», где ее дождались, не взяв нового администратора, это очень огорчало, и они тщетно старались ее развлечь. Но даже раскрытие очередного преступления не заинтересовало Карину, хотя именно она стояла у истоков расследования. Единственным человеком, с которым она общалась охотно и подолгу, был профессор Кабиров. Правда, виделись они редко: профессор был домоседом, а Карине слишком тяжело давались визиты в дом, где прошла ее недолгая семейная жизнь.

Саша так и не вернулся из Еревана. Операцию сыну удалось сделать гораздо дешевле в соседней Грузии, и жена настояла, чтобы Саша поехал с ними. Маленький Ашотик не отпускал папу ни на секунду, сжимал его руку, еще не очнувшись от наркоза, и в этой ситуации покинуть ребенка было просто преступлением. После операции Ашотик выздоравливал медленно, капризничал, признавал только папу, и Саша вынужден был задержаться в Армении. Всесильный американский дядюшка ссудил его деньгами на открытие автомагазина, чтобы семья не умерла с голоду. Дело шло не так чтобы очень, хуже, чем в Москве, но повода возвращаться уже не было. Саша рвался, пытался скопить денег на короткую поездку — и наконец смирился с судьбой. О том, что происходило в это время с Кариной, знали только сестра Майя и отчасти Мурат Гусейнович.

Теперь она равнодушно смотрела на сырое поле, покрытое первыми робкими ростками, на раздуваемые ветром парапланы, на счастливое лицо Лены, которая только что в обнимку с Олегом парила в яркой синеве. А Олег смотрел на нее и ждал, и ей пришлось ответить на этот настойчивый взгляд. Она прищурилась от солнца и улыбнулась — сначала просто вежливо, потом радостнее и смелее. И вдруг прекрасная Каринина улыбка, которую все не видели столько времени, вырвалась на свободу, как весенняя птица, ликуя и радуясь своему новому рождению.

Олег вспыхнул как мальчишка, протянул ей руку, и она пошла за ним к расстеленному брезенту, где были сложены шлемы и прочая амуниция. Воздух непонятным образом сгустился вокруг, и они внезапно оказались одни на этом поле, полном народу, и даже все Олеговы гости, не сговариваясь, отвернулись, как будто эти двое уходили в свою собственную страну, куда посторонним путь заказан.