Ирина Меркина - Сверху видно всё

Дело происходило два года назад, когда его безбашенный друг еще не остепенился, если можно назвать остепенением должность сменного конферансье в кабаре с двусмысленным названием «Малина». Тогда Валька, который проводил эксперименты над другими с той же легкостью, что и над самим собой, достал где-то голливудские таблетки, якобы повышающее сексуальное влечение в несколько раз. Нет, не банальную виагру, пилюли для импотентов, а какое-то волшебное снадобье, которое вроде бы используется при съемках порнухи. Подходит и мужчинам, и женщинам. Говорят, действует офигительно. Надо проверить.

Для проверки Красильников пригласил приятеля из мажорной тусовки и тогдашнюю свою подружку, то или Ирочку, то ли Инночку. В последнюю минуту он встретил Севу Грищенко и позвал его тоже. Но не испытывать таблетки, а, как всегда, запечатлеть историческое событие.

Дело происходило дома у Красильникова, понятно, в отсутствие родителей и домработницы. Девушку об эксперименте предупреждать не стали; впрочем, она, кажется, и без экспериментов была на все готова, потому что с охотой села играть в карты на раздевание. В процессе игры Валька как бы невзначай принес три бокала вина с растворенным в них зельем. Сначала планировали использовать для этой цели пиво, но Валькин приятель резонно возразил, что девушки не большие любительницы пива, и неизвестно, сколько времени их дама станет мурыжить свою порцию, а тем временем кавалеры уже дойдут до кондиции, — и что же, прикажете ждать?

Итак, остановились на вине, и никому ждать не пришлось. Эффект оказался потрясающим и внезапным. Ирочка-Инночка, которая, проигравшись, уже сидела на диване в свитере и носочках, укрытая пледом, вдруг вскочила и стала срывать с себя всю оставшуюся одежду. И началось!.. Севка включил подсветку — у Вальки над диваном висело оранжево-красное бра, — и стал снимать.

Все, что написано о сублимации и преобразовании сексуальной энергии в творческую, — подлое вранье, понял он, дрожащим пальцем нажимая на кнопку. Он снимал фантастические кадры, один лучше другого: сплетающиеся руки и ноги, сливающиеся тела, облитые багряным светом, снимал вблизи и отходя подальше, менял ракурс, хотя они сами каждую минуту меняли положение. Он сходил с ума от восторга, что все так здорово, так ошеломляюще красиво, и первый раз в жизни испытывал возбуждение во время съемок, хотя никакого заморского зелья не пил. Во время Валькиных похождений ему приходилось видеть всякое, в том числе и групповухи, и они не вызывали у него ничего, кроме профессиональной оценки света и композиции и, быть может, брезгливости. А тут что-то на него нашло — то ли девчонка была слишком хороша, то ли трахались они так самозабвенно, будто исполняли ритуальный танец…

Короче, он не выдержал. В момент короткой передышки, когда Валька и его друг отпали в разные стороны, тяжело дыша, он рухнул на нее сверху, не раздеваясь. Она подалась к нему так же жадно, как только что прижималась к другим своим любовникам. И потом он долго воскрешал эти минуты в своих одиноких фантазиях, изредка расцвеченных ярким сном героина.

Валька предусмотрительно положил девушке порцию больше, чем себе с другом, — чтоб ее запала хватило на двоих. Ее хватило даже на троих, но в конце концов все они, исключая, конечно, Грищенко, обессилели, заснули жарким глубоким сном, который застиг их в самых вольных позах, напоминающих вакханалии Рубенса.

Сева встал и сделал еще один, пожалуй, самый красивый кадр: три молодых тела, сплетенные коленями и раскинувшиеся в стороны, как трилистник. И ушел проявлять фотографии.

Потом что-то произошло: то ли Вальку застукали по свежим следам эксперимента, то ли девушка закатила скандал, но он не любил вспоминать эту историю и даже снимки смотреть не захотел. И Севка убрал их в архив, хотя среди них были просто гениальные, а главное — Грищенко старался, чтобы лиц не было видно, так что Валентин боялся зря.

После визита в журнал он отыскал пленки, отнес их в печать, получил готовыми в тот же день и, возвращаясь домой, встретил Валю Красильникова. Не похвастаться было невозможно. Тем более что Валька уже перестал переживать по поводу того опыта. Он с удовольствием разглядывал краснооранжевые фотографии и даже попросил у Севки одну из них — ту, где ангельски прекрасное, озаренное страстью и янтарным светом девичье лицо склонялось к его бедрам. Выбор Красильникова был понятен: вряд ли кто-то мог бы узнать его по бедрам и прочим интимным деталям. Что касается лица девушки, то оно, хоть и размытое, было видно довольно ясно, поэтому Сева сомневался, подходит ли именно этот снимок для публикации. Валькина просьба решила дело: он отдал приятелю фотографию и с ликующим сердцем отправился домой. Еще два дня — и его работы попадут в журнал. Увы, через целых два дня, потому что завтра бильдредактора Мозрова на месте не будет. Но Севка подождет, он столько ждал этого момента, что пара дней — это полная ерунда.