Марина Серова - Дом трех вдов

Ахметьев был солидным, осанистым, с серебристыми сединами и таким выражением крупного лица, как будто прямо сейчас, вот в эту минуту, обдумывал нечто чрезвычайно важное. Возможно, новую редакцию закона. Скажем, второго закона термодинамики.

— Мирон Алексеевич, извините за вторжение, но у нас совершенно исключительный случай, — проговорила я. — Наверняка вы слышали обо мне — я Евгения Охотникова.

Ахметьев едва заметно кивнул, давая понять, что вспомнил меня.

— Речь идет о ваших семейных делах. Так уж получилось, что я оказалась в курсе… Возможно, присутствие посторонних нежелательно?

Ахметьев еще с минуту буравил меня глазами. Я терпеливо ждала. У таких людей, как Мирон Алексеевич, развит инстинкт самосохранения. В политике, пусть даже провинциальной, без него просто не выжить. Естественный отбор происходит еще на нижних ступенях карьерной лестницы. Так что Ахметьев должен был понимать, когда пора играть по чужим правилам.

— Федор, пора заканчивать твою вечеринку. — Голос Мирона Алексеевича был звучным и благородным, отполированным множеством выступлений с трибуны.

Минор поспешно поднялся.

— Сообщи своим гостям, что веселье закончилось.

Ахметьев обернулся к охранникам:

— Помогите Федору проводить публику. И подождите снаружи.

Депутат остался стоять. Мы терпеливо ждали. Наконец Федор вернулся. Лицо Минора было расстроенным, на отца он поглядывал с опаской. Видно, хорошо знал, чего ждать от родителя в гневе.

Федор закрыл за собой дверь, и сразу же атмосфера в комнате накалилась.

— По какому праву вы врываетесь в мой дом?

— Папа, эта женщина говорит какую-то ерунду! — воскликнул младший сын депутата. — Она уже побывала у нас, я застукал ее в своей комнате на днях. Она вылезла в мое окно. Я испугался и открыл ей решетку. Тебе не стал говорить — не хотел расстраивать.

Молодец, мальчишка! Лучший способ защиты — это нападение.

— Давайте сразу к делу. Ваш младший сын — глава наркосети. Он вербует подростков, они распространяют наркотики в нашем городе. Библиотеку Иван использует как склад. Откройте любую книгу из этого шкафа, и вы найдете доказательства.

Ахметьев смотрел на сына, и под его взглядом тот вздернул подбородок и улыбнулся. Депутат отвел взгляд.

— Чего вы хотите?

Вот это деловой подход!

— Несколько дней назад в этой комнате умерла девушка. Она приняла наркотик, и ваш старший сын обнаружил ее лежащей на полу. Федор попытался избавиться от тела. Он положил девушку в багажник автомобиля, стоящего неподалеку. На следующий день владельца машины застрелили.

— Чего вы хотите? — повторил Ахметьев, давая понять, что все, что я говорю, ему не интересно.

Ах так?

— Я хочу справедливости. В эту историю оказались втянуты многие люди. Будет неправильно, если вот эти бывшие детдомовцы ответят за свои поступки, а ваши сыновья нет.

Ахметьев тяжело молчал.

— Все, что говорится здесь сегодня, пишется. Сергей, ты все записал?

— А как же, — усмехнулся Коваль.

— Думаю, вы хорошо представляете последствия. Если мы обнародуем запись, вашей политической карьере конец. Поэтому я предлагаю следующий выход: вы сами обратитесь в полицию и заявите о том, что совершили ваши сыновья.

Ахметьев думал долго. Так долго, что я уже начала волноваться. Но все-таки согласился.

Эта история закончилась солнечным мартовским днем. Я сидела у окна в своей квартире и с интересом наблюдала за парнишкой в синей куртке. Он подошел к гаражу, воровато оглянулся. Но улица была пуста. Юный нарушитель достал баллончик с краской. Пара секунд, всего одно короткое слово — и вот уже флуоресцентная надпись на гараже изменилась: «Вика, я тебя НЕ люблю!!!»

Парнишка давно исчез в переулке, а я все сидела и смотрела на желтые буквы.

Следовало признать, все сложилось не совсем так, как я рассчитывала.

Саня Москалев получил срок за убийство Кирилла Ганецкого.

Вообще-то у него был выбор — Михалыч позвонил и сказал, что хотел бы лично рассчитаться со щенком, который едва не порушил старому бандиту весь налаженный бизнес. Но Саня предпочел укрыться за решеткой.

Последние слова, которые сказала ему Ирина, были: «Крыса ты! Я так тебя любила». «Прости. Я не хотел», — пробормотал Саня. «Убери от нее руки», — сказал Коваль.

На суде Москалев повел себя благородно — взял всю вину на себя и даже словом не упомянул, что Ирина Романова была ему не просто подругой, но и напарницей в его делах. Так что Рокси легко отделалась.