Игорь Зарубин: Любовь и золото

А вот с Анастасией Егоровной общий язык Сергей так и не нашел, не получилось, хотя он всячески старался наладить с тещей контакт. Мать Надежды продолжала относиться к нему с недоверием. Видно, от первого брака дочери в ее душе остался горький осадок. Скандалов и ссор не было, но мелкие стычки происходили регулярно.

Это случилось в конце января — начале февраля шестьдесят пятого. А еще через месяц Сергей всю ночь успокаивал плачущую Надежду, крепко обнимая ее и приговаривая:

— Быть может, это обыкновенная задержка…

Надежда забеременела. В Спасске было два дипломированных гинеколога. Оба они утверждали, что беременность необходимо прервать. Чем скорее, тем лучше… И Сергей, загипнотизированный их заумными медицинскими формулировками, умолял Надежду сделать аборт. Она же твердо решила рожать.

— Но это же опасно! — кричал Сергей, когда пошел уже четвертый месяц. — Ты можешь умереть!

— Мне уже скоро тридцать, — отвечала Надежда. — Другого такого случая не будет.

— Ложись в больницу, пока не поздно!

— Не говори глупостей, — томно улыбаясь и ласково поглаживая ладонью едва заметную выпуклость на животе, говорила Надя. — Я знаю, что все будет хорошо. Я чувствую.

И действительно, ужасающие прогнозы спасских светил поначалу вовсе не оправдывались. Беременность протекала без осложнений.

При всем своем желании Сергей не мог представить себя в роли отца. Более того, перспектива обзавестись наследником пугала его — еще совсем недавно Надежда полностью принадлежала ему, они практически не расставались, всюду ходили вдвоем… Но что будет, когда на свет появится малыш и всю свою нежность Наденька будет дарить ему? Не окажется ли Сергей третьим лишним? Конечно, это был эгоизм, низкое проявление собственничества. И Кротову было неимоверно стыдно…

«Будь что будет, — решил он. — Ребенок, так ребенок».

В июне, после продолжительных споров и колебаний, за огромные для бюджета семьи деньжищи была куплена шестимесячная телочка. Бурая, с белыми подпалинами на боках. Надежда считала, что без коровы не обойтись, что в первые годы жизни младенцу необходимы будут свежие молочные продукты. Буренку нарекли Машкой, а ближе к осени сколотили ей что-то вроде небольшого коровника.

На протяжении сентября состояние Надежды все ухудшалось и ухудшалось. Пятнадцатого октября она потеряла сознание. В тот же день ее положили под капельницу. Сергей проводил в больнице сутки напролет. Он уже не мог смотреть на Надю без слез и содрогания. Врачи явно от него что-то скрывали. Что-то страшное. Утром шестого ноября начались схватки…

…Кротов отлепился от стены, приоткрыл дверь в «родилку». И с ужасом обнаружил, что она пуста. «Как же так?.. Где Надя? Почему же меня не позвали?.. — пронеслось в его голове. — Они же знают, что я здесь, что я жду…»

Он заметался по больничным коридорам, пытаясь отыскать знакомую сестру. Отыскал. Она пила чай в ординаторской. Увидев Сергея, резко отвернулась к окну. Чашка в ее руке вздрогнула.

С каким-то чудовищным равнодушием приговоренного к расстрелу Кротов понял, что все вопросы излишни. И упал в обморок…

…Ему навстречу медленно двигалась праздничная демонстрация. Радостные, улыбающиеся лица. Кумачовые полотнища заслоняли солнце. Неистово гудел духовой оркестр. Отовсюду слышались ликующие выкрики и детский смех.

Кротов ничего этого не видел и не слышал. Механически ступая негнущимися ногами по выложенной брусчаткой мостовой, сам того не подозревая, он вскоре оказался в самой гуще возбужденной, торжествующей толпы. И толпа навалилась на него и увлекла за собой. Кто-то сунул ему в руки тяжелое древко с бьющимся на ветру алым стягом. Кто-то подталкивал сзади в плечо. Кто-то наступал на пятки.

Кротов шел в первых рядах колонны, высоко поднимая колени. Его лицо было спокойным, взгляд — пустым. Душа витала где-то далеко-далеко. Воспаленный мозг бесстрастно рассуждал о бессмысленности жизни и несправедливости смерти.

Со стороны можно было подумать, что Сергей улыбался. На самом же деле мышцы его лица были скручены мучительной судорогой.

— Ура-а-а-а!!! — воодушевленно кричали демонстранты.

— Ура-а-а-а!!! — беззвучно открывал рот Кротов. И это бесконечное «А-а-а-а!!» вырывалось из его гортани конвульсивным хрипом.

Через минуту главная улица Спасска уперлась в заброшенный пустырь. Духовой оркестр внезапно смолк. Колонна остановилась, будто в нерешительности. Красные флаги приспустились, сливаясь в единое кровавое пятно…