Наталья Никольская - Последняя жертва

Вершинина не стала читать дальше, а перевела взгляд вправо, где был дан прогноз по знакам зодиака, и нашла Козерога:

«КОЗЕРОГ запросто может лишиться работы, а заодно и хорошей репутации на этой неделе. Об этом вы узнаете уже в первый день недели. Однако все может ограничиться только крупным разговором с начальником».

«Вот и не верь после этого звездам и предсказателям», — подумала Вершинина и, стряхнув пепел с сигареты, стала читать дальше.

«Удержаться на рабочем месте помогут коллеги, которые болеют за вас. Мужчины не должны сейчас слушать советов жены. В отношения с любимым человеком могут вмешаться родители».

Она отложила газету и задумалась. Она уже собиралась встать, чтобы найти на полке договор, как дверь в кабинет приоткрылась, и в образовавшуюся щель заглянул Толкушкин.

— Валентина Андреевна, к вам пришли.

— Кто?

— Лев Трауберг, — таинственно произнес Валера.

— Что ж, зови, — она вздохнула и затушила окурок в пепельнице.

Трауберг был мужчиной среднего роста, с брюшком, немного обрюзгшими чертами лица и огненно-рыжей шевелюрой, озарившей вершининский кабинет похлеще любого солнца. Несколько сединок в густой курчавой копне волос не умаляли их охряного блеска и силы. Крючковатый нос почти касался верхней губы.

«Запоминающаяся внешность», — подумала Вершинина, как только посетитель пересек порог ее кабинета.

Она поздоровалась в ответ на его картавое «здгасьте» и предложила сесть. На Трауберге был строгий темный костюм и ослепительно-белая рубашка. Узел галстука был немного ослаблен. Как-то смущенно поглядев на Валандру, он приземлился в кресло и тяжело задышал.

— У меня к вам дело, — медленно проговорил он так, словно у него спирало дыхание от каждого произносимого им слова.

— Мне доложили о вашем приходе, мы… ждали вас. Нужно решить вопрос с сигнализацией…

— Я, честно говоря, не за этим к вам пришел… Это сущая мелочь… — он беспокойно заерзал на кожаном сиденье, — вы ведь в курсе, что произошло…

— Лев… простите, не знаю вашего отчества, — Вершинина стряхнула пепел.

— Земович, — поспешил сказать гость, часто заморгав.

— Так вот, Лев Земович, для нас эта мелочь имеет определенное значение… Хотя я вас понимаю и очень сочувствую. Но ведь вы сами знаете, что никакие слова соболезнования…

— Спасибо, — сухо поблагодарил Трауберг, едва взглянув на Вершинину.

Было видно, что он с трудом сдерживает свои эмоции.

— Я хочу, — сказал он и закашлялся, — чтобы вы…

— Воды?

— Да, будьте любезны, — с трудом выдавил он, мотая рыжей головой.

Вершинина поднялась с кресла и, подойдя к журнальному столику, налила из высокого графина воды. Она протянула стакан гостю и вернулась на свое место.

— Спасибо, — более проникновенным голосом поблагодарил Трауберг, — я хочу, — повторил он после нескольких глотков, — чтобы вы нашли убийцу моей дочери.

Поставив стакан на стол, в ожидании ответа он сделал скорбное выражение лица и теперь, наклонив голову вперед, смотрел исподлобья.

— Насколько мне известно, речь идет о серийном убийце, о маньяке… — начала было Вершинина.

— Найдите этого подонка! — неожиданно закричал побледневший Трауберг, — я заплачу, — уже более спокойно добавил он.

— Успокойтесь, Лев Земович, попейте еще воды, — Вершинина затушила сигарету в огромной хрустальной пепельнице и откинулась на спинку кресла.

Трауберг сделал несколько лихорадочных глотков и, снова водрузив стакан на стол, некоторое время молчал, собираясь с мыслями.

«Нелегко ему, — сочувственно подумала Вершинина, — а все-таки выражается ясно, четко формулирует». Она почувствовала к посетителю что-то похожее на симпатию.

— Я навел о вас справки, — быстро и неожиданно деловито заговорил он, — на вашем счету нет ни одного не раскрытого убийства…

— Стараемся, — скромно заметила Валандра, пожимая плечами.

— Вы поможете мне? — его голубые глаза, не мигая, смотрели на нее.

— Лев Земович, — мягко обратилась она к Траубергу, — вы не подождете немного, мне надо поговорить с ребятами?

— Конечно, конечно, — Трауберг замотал головой.

— Я скоро приду, — Вершинина направилась к двери.

В дежурке было необычно свежо. Сидя за столом, на котором возвышался пульт, Болдырев ежеминутно, как гончар, выдувал себе на руки все новые порции горячего внутриутробного воздуха, демонстративно растирая их.

— Хватит прикидываться! — язвительно хихикнул Толкушкин, который ломал голову над очередным кроссвордом, — пора радиаторов и прочей дряни миновала.