Наталья Никольская: Последняя жертва

Мне пришлось заехать в церковь, чтобы подтвердить свою догадку: в этот день отмечался Яблочный Спас.

Остальное оказалось делом техники. Как бы сама собой из христианского Преображения сложилась фамилия — Преображенский. Вместе с именем получилось — Павел Преображенский. Надо обладать поистине изощренным умом, чтобы придумать такое. А у вас, Геннадий Николаевич, мне кажется, именно такой ум, не правда ли?

— Наверное, такой ум у вас, уважаемая, — Коркин застыл, глядя на Вершинину, словно превратился в сидячую ледяную статую, которая шевелила губами, — надо же, выдумать такое. Используя ложные посылы, можно, конечно, построить логический ряд, но он тоже будет ложным.

— Да, — согласилась Вершинина, — моя теория бездоказательна, но назвать ее ложной нельзя. Мы, наконец, добрались до главного. Мы проверили ваш домик в Квасниковке, который вы используете как дачу.

Коркин стал еще более неподвижен, чем он был минуту назад, если, вообще, такое было возможно.

— Знаете, что мы там нашли? — Валандра достала из пачки сигарету и крутила ее между пальцами, — ваш дневник, в котором вы описали все свои преступления.

Коркин никак не прореагировал на это откровение, продолжая сверлить Вершинину немигающим взглядом.

Все остальные были так захвачены происходящим, что не заметили, как Семен Семенович поднялся со своего места и замер в стойке, как подружейная собака, почуявшая дичь.

— Как вы это объясните? — спросила Вершинина, с трудом выдержав обжигающий взгляд Коркина, в глубине души восхищаясь его хладнокровием.

Коркин с трудом нацепил улыбку на свое лицо, но произнес совершенно спокойно, будто разговаривал с приятелем за рюмкой водки:

— Вы как хороший игрок приберегли свой основной козырь к концу игры. Если бы вы сразу спросили меня об этом, я бы давно все объяснил. Я, как вы знаете, торгую литературой и сам решил попробовать что-нибудь написать. Может быть, мой первый опус получился не слишком удачным, но я буду работать, не зря же я закончил университет.

Сказав это, он расслабился и откинулся на спинку стула. Его бледное лицо немного порозовело.

— Но в вашем дневнике стоят даты, которые мог знать только преступник, — табак из сигареты, которую Вершинина крутила в руках высыпался на стол, — в газетах их нельзя было найти.

— Господи, — облегченно произнес Коркин, возведя очи горе, — это же простое совпадение. Не можете же вы меня арестовать только на основании этого.

Тяжелое, липкое, как кисель, молчание, растеклось по комнате.

— Слишком много совпадений, Геннадий Николаевич, — Валандра бросила испорченную сигарету в пепельницу, — но у меня еще не все козыри кончились. Мы нашли в тайнике, очень ловко оборудованном в печке, трехгранный клинок, которым вы убивали тех несчастных женщин, на телах которых вырезали свои знаки.

Коркин сжался в комок, наклонившись вперед, потом вознес руки к воображаемому небу.

— Господи, — тихо произнес он, но все его услышали в повисшей тишине, — подкинули…

Затем сложил руки вместе и с разворота ударил сжатыми кулаками стоявшего позади него и немного справа милиционера в голову. Тот пошатнулся, выпустив из рук автомат, который ловко подхватил Коркин, одновременно ударив милиционера ногой в бедро. Нога бойца подкосилась и он, вскрикнув, опустился на пол.

Быстро сняв автомат с предохранителя и передернув затвор, Коркин нажал на спусковой крючок, направляя ствол поверх голов собравшихся. Короткая очередь прошила портрет Ларошфуко, висевший на левой стене.

— Всем сидеть, исчадия ада! — заорал Коркин.

Он отшвырнул ногой стул, перепрыгнул через упавшего бойца и оказался у двери. Второй боец, стоявший рядом, ничего не успел предпринять и в нерешительности застыл на своем месте. Два автоматчика, сидевшие вдоль стены, вскочили с автоматами наизготовку, стрелять не решались и стояли, поглядывая на Семена Семеновича.

— Сидеть, я сказал, — завопил Коркин, направив короткий ствол на автоматчиков, — оружие — на пол!

Автоматчики послушно сели, бросив «Калашниковых», и как загипнотизированные смотрели на Коркина. Дождавшись, когда третий боец положил свой автомат у ног, Коркин ногой открыл дверь и оглянулся — в коридоре никого не было.

— Что, мадам Вершинина, не вышло? — он нервно рассмеялся. — Должен признаться, вы мне нервы потрепали изрядно! Но Господь не оставляет своих детей, не бросает их на произвол судьбы, — Коркин дико озирался по сторонам, вращая глазами. — Снова он мне протянул свою божественную длань. Вы еще обо мне услышите!