Майк Холланд - Американский ниндзя 1-2

По телу сержанта прошла дрожь. Он сжался еще сильнее.

Ортега смотрел на него свысока.

Они и не заметили, как стемнело. Укатилось в море красное громадное солнце, небо почернело и покрылось точками звезд, которые делались все крупнее и отчетливее.

Улицы пустели. Гасли огни и витрины.

Под стрекотанье цикад мотоцикл подкатил к порогу дома полковника и смолк. Стрекотанье осталось.

«В этом нет ничего особенного, — напомнил себе Джо, помогая Патриции сойти. — Просто я встретился с девушкой. Вот и все».

Случайно или намеренно, но Патриция задержала прикосновение. Она изо всех сил боролась с собой, чтобы не прижаться к Джо всем телом.

И снова Джо столкнулся с уже знакомой проблемой, когда хочется что-то сказать, но слов нет.

— Тебе понравилось кататься на мотоцикле? — спросил он, нежно заглядывая девушке в глаза.

— Да, — живо отозвалась она. — Мне сегодня было очень весело.

«Весело… — не без оттенка сожаления повторил Джо мысленно. — И только. В самом деле — ничего не произошло. Ничего».

«Милый… Ну как же мне преодолеть твою скромность, не опозорившись самой?» — с щемящей тоской подумала Патриция.

Она улыбалась, но глаза ее блестели так сильно, что легко можно было догадаться, что в них набухают слезы.

Возле веранды стрекотали цикады…

— Мне тоже, — одними губами проговорил Джо.

Прекрасный выдался вечер — мягкий, тихий… И звезды… Природа словно нарочно создала обстановку, как нельзя лучше подходящую для признания в любви.

Двое молча стояли на пороге, не зная нужных слов.

В соседних домах гасли окна.

— Хочешь зайти? — не выдержала Патриция, и ее сердечко забилось, как огонек свечки на ветру.

Вот и призналась, вот и предложила сама…

«Зайти… А чего в этом такого? — слегка прищурился Джо. — И все равно — лучше не надо. Это уже к чему-то обязывает. Это уже все осложняет…»

— Я думаю, не стоит…

«Любимый, дорогой, ну зачем же ты так…»

— А я думаю, стоит! — Патриция улыбнулась шире, и слезинка наконец скользнула по ее щеке, незаметно падая на платье.

«Не молчи, не стой, я же люблю тебя!» — кричали во весь голос ее расширившиеся глаза.

«В этом нет ничего особенного… — Джо заморгал, чтобы в глазах перестало щипать. — Ниче…»

Кто тронулся с места первым, они не запомнили. Руки Джо сомкнулись на спине девушки, руки Патриции — на шее Джо. Два дыхания встретились в воздухе и смешались в одно, когда губы сами потянулись друг к другу и слились.

Вечер создан для созерцания, ночь — для любви…

Цикады наконец умолкли.

Синие лунные тени под ногами сделались темными и длинными.

Погасли последние окна, и лишь выпуклые от яркости горошины звезд висели на небе и смотрели, как двое стоят на пороге и не могут никак разойтись…

Для чего нужны вечер и ночь — понятно, необходим и день — когда еще человеку остается заниматься делами? Но вот зачем было выдумано утро? Утро, когда после ночи и вечера глаза закрываются сами, голова наливается тяжестью и прилипает к подушке — огромная и неподъемная, когда веки склеиваются, а руки и ноги отказываются подчиняться, а откуда-то из внепостельного уюта уже кричит, требует чей-то голос:

— Встать! Всем встать…

Да как же встать-то? Уж слишком дорог сон.

— Смирно!

Сержант Ринальди орал во весь голос, но Джо только глубже зарылся в матрац.

Пусть кричит, пусть разоряется… здоровье — то есть сон — дороже.

— Вставай! — ткнул его в бок сосед, и подчинится приказу все-таки пришлось.

Здоровье здоровьем, а есть еще и долг. Вернее — служба…

Когда Джо открыл непослушные глаза и сел, все давно уже стояли навытяжку, а от дверей доносился возмущенный рык.

— У нас здесь, оказывается, есть солдаты, которые думают, что они могут смеяться надо мной, — гневно вращал глазами Ринальди, и его вислые щеки надувались при каждом слове пузырями. — Они не знают, наверное, что я стал сержантом еще до их рождения. Здесь некоторые учились в специальных школах и воображают, что нравы, принятые среди малолетних преступников, можно распространить на армию!..

Легкое фырканье сбило сержанта с мысли, и он так и замер с раскрытым ртом.

Неуместный звук донесся с той стороны, где стоял Чарли, на которого и устремился сержантский строгий взор.

Чарли давился со смеху.

Он делал что мог, чтобы совладать со своим лицом, но напрасно: щеки так и танцевали, глаза превратились в щелочки, а улыбка прорывалась наружу.