Эдгар Френсис - Честь семьи Прицци

— Ну что, Чарли, иди ко мне…

Чарли ощутил, как в голове возникла бело-желтая, вращающаяся с безумной скоростью пустота. В ней вспыхивали и гасли голубоватые искры. Они отплясывали фантастический крутящийся танец. В ушах появился звон. С каждой секундой он становился все громче, и слова уже не слышались, а воспринимались кожей, поднимались к пульсирующему куполу темнеющего разума и оседали в нем. Легкость желания давила глыбы бытия.

— Давай, Чарли, тебе ведь это нужно? Ты ведь за этим пришел?

Ее голос тек, словно густой сироп. Он падал в реку времени и растворялся в ней. Чарли почувствовал, как в нем что-то взорвалось. Реальность исчезла. Он словно перешел в другое измерение, где секунды, минуты, часы — ничто. Они не имели никакого значения, потому что там, где сейчас были Чарли и Мейроуз, время остановилось…

— И не будем выключать свет… Прямо здесь, на ковре…

… Черная струйка кофе, завиваясь, падала в чашку. Напиток оказался таким густым, что у Чарли создалось впечатление, будто это не жидкость, а некая прочная нить связывает бело-красный кофейник и маленькую фарфоровую чашечку, окрашенную в те же багровые тона. Ароматный пар поднимался от горячего напитка, и Чарли с удовольствием, обжигая губы, сделал глоток. Мейроуз села напротив и с улыбкой взглянула на него. Несколько секунд они смотрели друг на друга.

— Чарли, что с тобой? Ты изменился, и дело тут вовсе не в вазе, ведь так?

Вся ее поза выражала дружелюбное внимание, готовность выслушать и дать совет.

Чарли замер. Перед ним вдруг всплыло выписанное огненными буквами имя: «Айрин». Ощущение было такое, будто его хорошенько ударили под сердце. Он отставил чашку.

— Черт! — в голосе звучало сожаление, пополам с досадой. — Ну почему я именно тебя выбрал, чтобы рассказать все это… Черт!

Мейроуз выжидающе смотрела ему в глаза.

— А кому еще я могу рассказать все в этом дерьмовом городе, кроме тебя? Черт. — Чарли испытывал неловкость и даже чувство вины за происходящее. — Понимаешь, дело касается женщины…

Он замолчал, и, чтобы поддержать его, Мэй сказала:

— Женщина в лавандовом платье? Говори, чего уж. Все равно хуже, чем было до вчерашнего дня, мне уже не будет, — она видела, что он все еще колеблется, и мягко добавила: — Мы ведь одна семья. Мы выросли вместе. Знаешь, Чарли, говорят: «Время — великий лекарь». Очень хорошая поговорка. Время, действительно, все лечит. Давай расскажи. Тебе станет легче.

Чарли вздохнул и вдруг, словно решившись, начал рассказывать Мэй обо всем. О встрече в соборе, о банкете, о Максе Хелларс о том, как Айрин внезапно вернулась домой, о деньгах. Обо всем.

— Понимаешь, она очень красива, мы созданы друг для друга, но вся эта история… Я не знаю. Конечно, в Вегасе-то постарался Макси, но она убила Наробино! Представляешь, отец мне сказал, что она — профессиональная убийца и за деньги пристрелила Луи. Черт! — Мейроуз кивнула. — Но я все равно люблю ее, — потерянно закончил свой рассказ Чарли. — Хотя мне нужно что-то сделать, что-то выяснить. С деньгами этими, чтоб им…

— Ну так делай и выясняй, раз тебе этого так хочется.

— Я действительно ни черта не соображу. Понимаешь? Ни черта!

— Женись на ней, Чарли, — вдруг сказала Мейроуз.

— Может быть, она — убийца, но во всех остальных отношениях она, наверное, чудная женщина. Если бы твоя Айрин была манекенщицей или фотомоделью, вы, возможно, не продержались бы и месяца, но… у вас одно дело. Я думаю, Чарли, тебе повезло, что ты ее нашел.

— Ну, не знаю. Ты так считаешь?

— Конечно, — горячо подтвердила Мейроуз. — Айрин

— американка. Ей нужно делать деньги, и она их делает. Чарли, если бы ты пожил отдельно от семьи, как я или твоя Айрин, то смотрел бы на жизнь иначе, — она замолчала. Несколько секунд висела пауза, в течение которой они оба обдумывали что-то свое. — А у тебя есть ее фотография?

Чарли кивнул.

— Да, конечно.

Он полез в карман пиджака и вынул стопку фотографий. Мэй взяла их и принялась рассматривать, подолгу изучая лицо Айрин Уокер. На губах се играла еле заметная улыбка.

— Она красивая, — в словах не было зависти. Только похвала. Искреннее, дружеское выражение симпатии. Мейроуз перебрала все восемь карточек, повертела их в руках и аккуратно положила на стол. — Женись на ней, Чарли, — вновь повторила она, улыбаясь с оттенком грусти. — Во всяком случае, мне от этого будет какая-то польза. Я смогу вернуться в семью…

… Утро выдалось фантастически чудесным. Замученный вечной придавленностью мастерской, Девид Вильбурн, стоя у распахнутого настежь окна, с наслаждением вдыхал полной грудью свежий, еще не отравленный смогом воздух. Он жмурился, глядя на яркое, слегка припекающее солнце, и подумывал о том, что было бы здорово оказаться сейчас на Гавайях. Устроиться в удобном шезлонге, надвинув на глаза бейсбольную кепочку и водрузив на нос солнцезащитные очки. Респектабельный джентльмен на отдыхе. Заказать ледяной «хай-болл» и потягивать ее через соломинку, наслаждаясь шумом прибоя, солеными брызгами океана и холодящим тело ветром. Он почти ощутил, как солнце вылизывает его молочно-белую кожу, нанося на нее ровный слой шоколадного загара. А еще вокруг вьются длинноногие худенькие красоточки в открытых купальниках. Мети-сочки. И все, как одна, в его вкусе. Девид замурлыкал от удовольствия. ХАШШШШ… — бирюзовая волна, увенчанная белой короной пены, лениво выкатилась на песок и отползла, оставив после себя хлопья искрящейся пены. Рай на земле. Пальмы, вытянув гибкие жирафьи шеи, нависают над пляжем зелеными, сухо шелестящими кронами. Чуть поодаль, в небольшом пляжном баре ненавязчиво наигрывает музыка, и молодой парень-бармен смешивает коктейли.