Максим Шахов - Поцелуй Иуды

Пенза – город в криминальном отношении тихий. Не Москва, не Питер и не Ростов.

Неспешно катит свои воды к Волге река Сура. По берегам расположены заводы – часовой, велосипедный, фабрика пианино. Ботанический сад зеленеет. Серьезных преступников велосипеды с пианино как-то мало вдохновляют. Соответственно и не рвутся они в Пензу после отсидки.

Так что в разработке Заварзина местный УБОП не участвовал. Некого было разрабатывать, пока «аналитики» в базе данных ГУИНа не раскопали, что Волчков очень недолго был в одном лагерном отряде с Заварзиным.

Сонный дежурный навел в глазах резкость, просмотрел депешу во второй раз и тут же позвонил начальнику. Дело-то явно серьезное, пусть сам и решает, что и как. Начальник со сна ругнулся, но важностью поручения ГУБОПа проникся.

В результате уже в семь часов утра оперативники доставили в его кабинет какого-то перепуганного мужика.

– Ты, что ли, Волчков? – недоверчиво моргнул на него начальник УБОПа.

– Я, – кивнул мужик.

Начальник Пензенского УБОПа даже расстроился. Не Волчков – одно недоразумение. Ни цепи золотой, ни «болтов» на пальцах, прическа – как у Лукашенко, президента белорусского, на лысину волосы сбоку зачесаны. За одежду и говорить нечего. Штаны какие-то столетние, «совковые», еще расклешенные.

– За что ж ты сидел?

– На стройке кирпич попер, – шмыгнул носом Волчков. – Три машины без малого. Аккурат на домик садовый должно было хватить.

– Понятно, – упал духом начальник.

Зря его разбудили губоповцы, доспать не дали. Этот Волчков к преступному миру имеет такое же отношение, как УБОП к Пензенской филармонии. Одна наколка его чего стоит – «Вася» на правой руке. «Вася» и есть.

Вздохнул начальник УБОПа, но работа есть работа.

– Проходи, гражданин Волчков, садись. Заварзина Артема Карповича знаешь, по кличке Шток? Ты с ним вместе в девяносто четвертом срок отбывал…

– Так… – Волчков удивленно посмотрел на начальника УБОПа. – Знаю, ясное дело. А вы его что, уже и взяли?

– Кого?

– Ну, Заварзина этого? Я еще удивился, когда увидел его. Чего ему, думаю, здесь делать? Решил, что обознался…

– Когда ты его видел? – подался вперед начальник Пензенского УБОПа. – А-ну выкладывай!

Домашний кабинет Андрея Богданова был достаточно просторным, но на удивление уютным. Массивная дубовая мебель под старину, такие же напольные часы, тяжелые шторы на окнах, камин, перед ним – расстеленная на полу медвежья шкура.

Шторы не пропускали ни капли света. Катя прошла к столу, включила антикварную настольную лампу, опустилась в папино кресло. Слева на столе тускло поблескивали позолотой две рамки. В них – фотографии Кати и мамы.

Катя всплакнула, потом вытерла слезы и откинулась в кресле. Так и сидела, слушая мерный перестук напольных часов и вздыхая.

С улицы донесся шум отъехавшей машины. Алла отправилась в город за покупками, так и не решившись потревожить Катю.

Часы мерно постукивали в полумраке кабинета, а Катя вспоминала счастливые минуты, которые она здесь пережила.

Девочкой она очень любила зимними вечерами приходить «в гости» к отцу. Богданов занимался делами, а Катя подтягивала медвежью шкуру поближе к камину и тихонько сидела, наблюдая за пляшущими язычками пламени.

В такие вечера Богданов старался закончить работу пораньше и присоединялся к дочке. Иногда они разговаривали, иногда начинали дурачиться, а иногда, под настроение, просто сидели молча, касаясь плечами друг друга, пока в кабинет не заглядывала мама и не говорила:

– Эй, партизаны! А спать не пора?

Смахнула Катя набежавшую слезу и вдруг решила камин разжечь. Лето, конечно, на дворе, но в доме работает автоматическая климатизационная установка. Хочешь, зимой топи камин, хочешь, летом, без разницы.

Включила Катя верхний свет, подошла к камину. На медной пластине аккуратной горкой дрова лежат, на всякий случай приготовленные, наверху на полке – спички.

Взяла Катя с горки распиленное поленце, наклонилась к камину и вдруг удивленно замерла…

Проснулся Моляр ровно в шесть. Тридцать пять раз в темпе отжался от пола, по-быстрому размялся. Потом пять минут связки потренировал: блок – удар ногой – удар рукой – снова блок. И так далее. В самом конце уже в полную силу отработал один из комплексов рукопашного боя. И сразу – под душ.

Тугие струи ударили в разгоряченное тело, Моляр расслабил мышцы, блаженно вздохнул. Любит он это дело. Хорошо бы еще пробежку небольшую – километров на десять, тогда вообще полный кайф. Но сегодня некогда.