Джон Беркли - Крепкий орешек II. Шесть дней Кондора [сборник]

Мапк посмотрел за окно. Снег валил сплошной стеной, устраивая вокруг самолета бешеную пляску, стараясь закружить, смять, швырнуть на землю стальную громадину. Из-за этого марева ни хрена не видно, и садиться по лучу в такую погоду весьма и весьма проблематично. Ну, ничего. Все будет олл райт.

— По-моему, эти ребята там нанюхались бензина. — Стюарт весело оскалился, глаза его светились торжествующим огнем.

Самое страшное — его абсолютно не интересовал самолет 114. Это было что-то абстрактное, существующее только как средство психологического воздействия, чтобы все поняли, кто здесь диктует условия. И все. Остальное — ерунда. Пустяк. Полковник не испытывал ни любви, ни ненависти к тем, кто находился там, в самолете. Он просто не думал о людях. По крайней мере, как о конкретных личностях в реальном времени. Для Стюарта они уже умерли. Об их судьбе, о жизни, о том, что кто-то не дождется матери, отца, сына, дочери полковник не думал тоже… Какое это имело значение?

Он уже отпустил плечо солдата и стоял у окна, глядя на взлетное поле.

— Борт 114, выравнивайтесь, чтобы точно зайти на посадку на полосу «2»…

Буран, кажется, начинал стихать, но снег все еще падал огромными хлопьями, покрывая поле толстой коркой.

Маклейн сжал в руках радиотелефон. Костяшки пальцев его побелели, зубы сжались, и на скулах резко обозначились прыгающие желваки. Он подбежал к панорамному окну, вглядываясь в даль, пытаясь увидеть что-то сквозь белую пелену. Ах, сволочи. Ублюдки.

— Господи! Они же сейчас врежутся в бетон! Почему они их слушают?! — крикнул Джон Солу, который стоял, прижав к груди раненую руку.

— Потому что они говорят на нашей частоте, — тихо ответил главный инженер.

— И вы ничего не можете сделать?

— Нет, — Сол в отчаянии замотал седой головой.

Тaк… Значит…

Нет… Безвыходных положений не бывает…

Маклейн метался по залу, стаскивая тряпки со столов. Вот… Это то, что нужно… Пятилитровая канистра с бензином нашлась на козлах у колонны… Теперь нужно где-то взять пару металлических труб… Пакля… Нет… Здесь нет… Банки слетели на пол, сметаемые широким движением руки… Здесь тоже нет… Можно обойтись и тряпками.

Джон стащил с какого-то стеллажа длинное белое полотно, укрывавшее приборы и стал остервенело отрывать от него куски.

— Дайте мне пальто, — бросил он через плечо Барни.

— Что ты собираешься делать? — тот уже срывал с себя куртку, забыв о руке.

— Все, что смогу. — Маклейн схватил брошенный ему пуховик и стал лихорадочно натягивать его на себя.

Нет, черт возьми, мы еще поборемся!

— Леди и джентльмены, — раздался мелодичный голос стюардессы, появившейся в дверях салона, — мы начинаем снижение и через несколько минут приземлимся в аэропорту Далласа. Извините за некоторые неудобства, которые вы терпите, но скоро все кончится.

Пассажиры встретили эту речь аплодисментами и радостными воплями. Кое-кто даже вскочил со своих мест, выражая свой восторг. Особенно радовались дети. Какой-то мальчишка лет шести подпрыгивал на сиденье, издавая дикий крик и прижимая к груди зеленого крокодила.

— Успокойся, Боб, — молодая красивая блондинка безуспешно пыталась угомонить сына. — Веди себя прилично.

Куда подевалась усталость от длительного перелета и задержки в воздухе!

— Прошу всех сесть на свои места и пристегнуть ремни.

Мальчик еще раз подпрыгнул, понимая, что больше ему этого не позволят.

— Садись, садись. — Сью ласково улыбнулась малышу, и мать, наконец, защелкнула пряжку ремня на его тощей груди, а стюардесса прошла дальше.

Очень аккуратная, какая-то воздушная старушка с бледным лицом сидела, словно вжавшись в кресло, напряженно, глядя прямо перед собой.

Сью ласково прикоснулась к сухонькой руке и сказала, присев на корточки:

— Все будет нормально. Скоро мы приземлимся.

Женщина благодарно кивнула, но ничего не ответила.

И стюардесса прошла дальше. Нужно же проследить, чтобы все пристегнулись. В такую погоду при посадке возможны толчки, и, не дай бог, кто-нибудь ушибется…

Маклейн выбросил из окна канистру (в таком снегу ничего с ней не случится), обрезки трубы, на которые он намотал тряпки, и, наконец, уцепившись за длинный белый жгут, свернутый из полотна, стал спускаться вниз.

Сол, уперевшись ногой в стену, изо всех сил стараясь не выпустить тряпку, потому что держал ее почти одной рукой. Левая снова начала кровоточить и страшно разболелась, будь она неладна.