Арч Стрэнтон - Скалолаз. В осаде

Квейлан, слышавший разговор, улыбнулся. Тс же ямочки, та же обаятельная физиономия Чеширского кота. В этот момент все забыли о вражде, об убийствах, о крови пролитой и крови, которая еще прольется.

Их мысли сожрал чемодан. Чудо, сказочное богатство, бешеные деньги, лежащие… нет, валяющиеся под ногами, они пьянили, сверкали золотым небесным заревом, стелились зелено-серым ковром, слепили янтарной наркотической дымкой.

Первым сорвался с места Брайан. Размахивая зажатым в руке «хеклером», он мчался к еловой рощице, поднимая тучи снега высокими армейскими бутсами. За ним следом поспешил Телмар, потом — Кеннет. Ступая широко и сильно, шагал Квейлан. Он выглядел самым спокойным. Тревис сперва шел, но постепенно, подчиняясь всеобщему психозу, ускорил шаг, а затем и побежал, откинув назад голову, задыхаясь и покряхтывая, когда слишком сильно увязал в снегу…

…Хел, прищурившись, наблюдал за ними. Эти люди сейчас здорово напоминали ему… крыс! Крыс, почуявших сладковатый запах мертвечины. Ему показалось: еще чуть-чуть и начнется свалка. Грызня, в которой каждый будет убивать каждого, рвать глотки, чтобы получить лишнюю бумажку. Хрустящую, аппетитную банкноту.

За его спиной щелкнула взводимая «собачка» «пустынного орла», и голос Кристель произнес:

— Пошел вперед. Давай.

Он пожал плечами и зашагал в указанном направлении. Бесцветная, застывшая стена хвои росла, становясь все выше и выше, и одновременно все четче проявлялись застывшие в странном оцепенении фигуры людей. Казалось, их всех сковал некий столбняк, и они стоят и стоят, не имея сил шевельнуть даже пальцем. Кристель ничего не спросила, а Хелу никто бы и не ответил.

Он и так понял все, но только когда подошел совсем близко.

Там, где было положено лежать чемодану, возвышался… снеговик. Слепленная явно наспех круглая фигура производила довольно странное впечатление. Вместо моркови, издавна имитирующей нос, торчала веточка. Улыбка, безобразная, похабно-веселая, на одну сторону, украшала круглую физиономию. Но еще хуже этой улыбки были глаза. Тот, кто слепил этого снеговика, обладал определенной фантазией. Голова чудища была полой и внутри уютно разместился сигнальный маячок, извлеченный из чемодана. Всполохи красной лампы в пустых глазницах придавали лицу снеговика одновременно умильно-глупое и зловещее выражение. Весьма странное сочетание, если подумать. Открытый чемодан стоял тут же, у основания фигуры, и был он идеально чист.

Первым пришел в себя Тревис. Страшно, с надрывом, захрипев, полицейский рванулся вперед и мощным крюком правой разнес снеговику голову. Куски снега брызнули в разные стороны. Маячок отлетел метров на шесть и упал куда-то в гущу еловых зарослей. Тревис, не переставая изрыгать проклятия, ударил рукоятью «беретты» в рыхлое шарообразное тело, пробив его насквозь.

Остальные молча наблюдали за полицейским. Без осуждения, без интереса, и уж тем более без симпатии. Просто стояли и смотрели. Губы Квейлана вытянулись в тонкую напряженную линию. Глаза злобно сузились.

Когда Тревис наконец остановился, с трудом переводя дыхание, от снеговика остался лишь небольшой холмик. Полицейский тусклыми глазами посмотрел на чемодан и вдруг наклонился, схватил что-то и поднес к глазам, Квейлан прищурился еще сильнее.

— Ублюдок! — завопил Тревис, оборачиваясь. — Сукин сын Уокер! Да он жив до сих пор!!!

В его руке подрагивала банкнота, на которой чем-то черным были выведены отчетливые буквы, складывающиеся в слова:

«Эй, Квейлан, поменяться не желаешь?»

Хел почти незаметно усмехнулся. Буква «ж». Такой любопытный хвостик и завитушечка на «я». Несомненно, эту записку мог написать только один человек: Гэбриэль Уокер.

…Он даже не представлял никогда, что человек может так замерзать. Собственно, раньше ему и не приходилось ползти полкиломстра по отвесной скале в сумерках, под секущим снегом, да еще и в одной майке. Каждый порыв ветра мог стать для Гейба последним. Этот день оказался настолько пропитан смертью, что для жизни в нем просто не оставалось места. Когда он коснулся костлявой плечом, почувствовав ее ледяное — даже более холодное, чем ледяное — дыхание на своей шее, и едва успел избежать удара лавины, это стало знамением. Некто свыше нашептал ему на ухо слова удачи. И сейчас они помогали ему ползти, метр за метром, в сумеречное небо. И было даже удивительно, что все это делает он, Гейб Уокер, а не кто-то другой, значительный и сильный. Всемогущий. Но все время, каждую секунду, каждый миг, черная фигура сидела у него на закорках, паскудно хихикая, повизгивая от удовольствия, когда пальцы Гейба не находили, за что зацепиться. И каждый раз словно невидимая рука хватала его за шиворот и тянула вверх. И он лез. И лез еще. И лез снова.