Макс Коллинз - На линии огня. Слепой с пистолетом

Лилли и остальные с оружием в руках приближались к Лири так же, как укротители львов осторожно подкрадываются к освободившемуся царю зверей. Но на этот раз именно у льва были и кнут, и обруч…

Скользя вдоль стены, Лири тащил Хорригана к дверям, ни на секунду не ослабляя давления ствола револьвера на его шею. Затем, выглядя в своем фраке словно сумасшедший метрдотель, доставляющий пьяного клиента к столу необычным способом, он выволок Хорригана в вестибюль второго этажа, прямо в толпу агентов и полицейских, телевизионщиков и фотокорреспондентов, снующих тут и там в поисках единственного плана, достойного Пулитцеровской премии.

Взгромоздившись на площадках всех четырех этажей открытого вестибюля, над ними наизготовку застыли снайперы. Хорриган видел их, взмокший Лири, видел их тоже.

— Ты покойник, Митч, — сказал Хорриган.

— Заткнись! — Лири еще сильнее прижал револьвер к шее Хорригана и поволок его к площадке лифтов.

— А президент-то жив, Митч, — сказал Хорриган. — Элвис теперь далеко.

— Заткнись, Фрэнк!

Лири подобрался спиной к лифту, прикрываясь Хорриганом, как щитом, и нажал на кнопку вызова так, словно раздавил большого клопа. Ему казалось, что этот шум и суета только привиделись ему: и вспышки камер, и телевизионные юпитеры, нацеленные в него, и Лилли, раздающая агентам приказы…

— Ты настоящий гвоздь программы, — заметил Хорриган, превозмогая дикую боль, его ребра сотрясались при каждом слове. — Не моргай. Это твои пятнадцать минут славы…

— Ты сегодня заткнешься, Фрэнк!?

Хорриган заметил снайпера, занявшего позицию сверху и ждущего своего момента. Хорриган склонил голову набок, открывая лучший прицел, но и Лири увидел его, среагировал и присел за своим заложником.

— Не умно, Фрэнк, — заметил он.

Хладнокровие не к добру вернулось к Лири.

Двери лифта открыли пустую кабину, и Лири, удерживая 38 калибр у самого горла Хорригана, вошел в него, пятясь вместе с пленником в объятиях.

Одновременно с этим стеклянная стена позади них треснула и посыпалась брызгами осколков под автоматным огнем из «узи», изрешетившим стекло со всех четырех сторон, и Лири тотчас развернул своего пленника, прикрываясь им. Ни одна из пуль не угодила в них, но дождь осколков осыпал Лири сильней, чем Хорригана, а одна из стекляшек вонзилась в щеку безумца.

Лири, удерживая Хорригана сзади, с револьвером у шеи агента и маленьким пистолетиком в другой руке, локтем нажал кнопку двадцатого этажа. Лифт, состоящий теперь из беспорядочно и угрожающе торчащих из рамы стальной клетки каркаса стеклянных осколков, поднялся над вестибюлем и заскользил по стене в наружном мире вдоль огромной башни с мириадами зеркальных окон в ночном прохладном воздухе, и огни города раскрывались над ними, как драгоценные камни, сверкающие на черном бархате.

Неожиданно Лири освободил Хорригана и оттолкнул его в другой конец кабины, где агент, врезавшись в стальное перекрытие, чуть не вывалился наружу, устояв с огромным трудом. На счастье руки его оказались там, где не было стекол, пара дюймов в сторону, и он пропорол бы ладони до кости.

Ребром своей левой кисти Лири нажал кнопку «Стоп».

И лифт остановился.

Неприятный подъем еще более усилил боль в грудной клетке Хорригана. Он задыхался, каждый вдох отдавался нестерпимой мукой. Его лицо залил пот, а может, и слезы — он не был уверен.

Прямо напротив него, против еще одной полустены разбитой кабины их лифта Лири прижался спиной к стальному перекрытию. Его фрак был разорван, лицо залито потом и, возможно, слезами, но еще и кровью, хлещущей из раны. Тыльной стороной ладони свободной руки Лири стирал ее, пачкая пальцы кровью.

Он смотрел на Хорригана в упор.

Ветер насквозь продувал изрешеченную кабину, свистел в трещинах и раскачивал осколки стеклянных стен. Было ощущение, что ты приложил ухо к морской раковине и слушаешь ее шум, в который зачем-то врываются сирены полицейских машин и крики снизу.

Но все это было внизу, а здесь, наверху, на своей половине лифта, рядом с безумцем, направившим на него его собственный пистолет, Хорриган почувствовал неожиданное и странное облегчение.

Умиротворение.

Покой.

Затем он вздрогнул от боли, и Лири спросил его, кажется, с искренним сочувствием:

— Ты в порядке, Фрэнк?

Ему больно было говорить, и Хорриган вздрогнул, но ответил:

— Нет, идиот. Ты сломал мне к черту ребра.

Мягкая улыбка Лири, казалось, гармонировала с посвистыванием ветра. Стеклянные пластинки подрагивали, как льдинки.