Макс Коллинз - На линии огня. Слепой с пистолетом

Этот жест подействовал на толстяка Сэма, словно удар молнии. Его прямо-таки всего перекосило, все-то в душе у него перевернулось. Чертов сукин сын махает ему, как какой-то паскудной собаке! На глазах у этих белых дьяволов! Улыбки белых бесили его куда больше, чем этот жест чернокожего, хотя он и не подозревал, что тот слеп.

Значит, белые пинают его задницу со всех сторон, злобно думал он, а тут возникает его собрат по расе и по сути дела говорит: не вертись, друг, пусть они тебя пинают и дальше.

— Значит, тебе не нравятся мои слова, сукин ты сын? — яростно крикнул он слепому. — Ну, так поцелуй мою черную задницу! Я знаю таких, как ты! Все вы дерьмовые дяди Томы! Небось, считаешь, что такие, как я, позорят расу, да?

Слепой впервые осознал, что слова эти обращены к нему, лишь когда одна негритянка запротестовала:

— Разве можно так говорить со старым человеком? Как тебе не стыдно? Он же ничего тебе сделал!

Слепого не столько задели слова Сэма, сколько заступничество негритянки, обозвавшей его «старым человеком». Если бы не это, он бы промолчал. Но тут он рявкнул:

— Плевать мне на то, позоришь ты расу или нет, сукин ты сын. — И помолчав, добавил, не зная, что еще тут сказать: — Мне нужно только одно: хлеб! [8] На слэнге «хлеб» означает «деньги».

Крупный белый мужчина бросил на толстяка Сэма негодующий взгляд, словно тот был пойман с поличным при попытке обокрасть слепого.

Толстяк Сэм уловил этот взгляд и оттого еще больше рассердился на слепого.

— Какой такой хлеб? — яростно осведомился он.

Белые пассажиры стали смущенно переглядываться, пытаясь понять, что могло случиться с хлебом старого слепого. Но следующая его реплика несколько их успокоила.

— Тот хлеб, которого вы лишили меня! И ты, и эти сукины дети! — сердито буркнул он.

— Я? — удивленно воскликнул толстый Сэм. — Обманом лишил тебя хлеба? Да я тебя, сволочь, вижу-то впервые.

Если ты не видел меня до этого, скотина, то почему же ты говоришь со мной?

— Я не говорю с тобой, падла! Я просто спросил тебя, почему ты на меня уставился, а ты объясняешь всем этим белым людям, что я тебя надул.

— Белым? — возопил слепой. Он заволновался бы гораздо меньше, если бы толстый Сэм сказал, что вагон полон змей. — Где они? Где?

— Где? — ликующе крикнул толстый Сэм. — А всюду!

Другие чернокожие в вагоне потупили взоры, словно и не видели своих собратьев, но белые исподтишка подсматривали.

Полный белый мужчина почему-то решил, что они говорят о нем на своем тайном языке и покраснел от ярости.

Только тут гладкий полный желтокожий священник в черном костюме и безукоризненном воротничке, сидевший рядом с полным белым мужчиной, почувствовал, что нарастает расовое напряжение. Он осторожно опустил читаемую им «Нью-Йорк тайме» и бросил взгляд через край страницы на своих собратьев-спорщиков.

— Братья! — провозгласил он. — Всегда можно решить все разногласия, не прибегая к насилию.

— Какое тут насилие! — рявкнул полный белый. — Если что этим неграм и нужно, так умение себя вести в обществе.

— Дождешься, сукин сын, ох дождешься! — сообщил слепой, и, хотя было непонятно, кого он предупреждал — белого или Сэма, в его голосе прозвучала такая неприкрытая угроза, что священник мигом скрылся за газетным листом.

Но толстяк Сэм воспринял это как угрозу в свой адрес. Он вскочил на ноги и спросил:

— Это ты мне, сукин сын?

Мгновение спустя вскочил на ноги и белый, пихнув Сэма назад на место.

Услышав этот шум, слепо тоже быстро встал. Он не хотел, чтобы его застали врасплох.

Увидев это, белый здоровяк крикнул ему:

— А ты тоже сядь!

Слепой не обратил на него никакого внимания, потому как решил, что слова обращены не к нему.

Белый здоровяк быстро подошел к нему и пихнул на сиденье. Слепой явно испугался. Но все бы кончилось миром, если бы здоровяк вдобавок не дал ему пощечину. Слепой понял, что пихнул его не сиденье белый, но он решил, что ударил его черный собрат, воспользовавшись вспышкой гнева белого.

— За что ты ударил меня, гад? — спросил он Сэма.

— Если ты не угомонишься, то получишь еще, — услышал он голос белого здоровяка.

Тут слепой смекнул, что ударил его все-таки белый. Нашаривая рукой спинку сиденья, чтобы не потерять равновесия, он сказал медленно и злобно:

— Если ты, белопузый, еще раз меня ударишь, то я тебя убью.

Белый здоровяк несколько опешил, ибо он понял, что старик слеп.

— Ты мне угрожаешь? — удивленно спросил он.