Леонора Флейшер - Герой. Бонни и Клайд - [Романы]

— После того, что я сделал, как ты можешь доверять мне? — спросил вдруг Джон.

— Наверно, Джон, я такой же, как и все эти мудаки внизу. Мы все доверяем тебе. Мы…

Непростительная ошибка. Берни ла Плант действительно поступил очень опрометчиво. Находясь на высоте пятнадцатого этажа и боясь высоты, он не должен был смотреть вниз с карниза. Пот градом хлынул с Берни, он задрожал и закачался, как листик на дереве. Он забыл, на какой огромной высоте находится, а когда вспомнил, у него закружилась голова. Берни начал ползти к окну вслед за Джоном.

— Надо было быть сущим идиотом, чтобы припереться сюда… — он был перепуган до смерти.

Машину Эвелин ла Плант остановили у полицейского поста и решили направить в объезд по другой улице, но она закричала: «Я жена Берни ла Планта, а это мой сын, Джой. Пожалуйста, пропустите нас к Берни».

В ней и в мальчике было нечто столь убедительное, и оба казались такими измученными, что полицейский поверил им. Не задавая больше вопросов, он пропустил их к отелю. Все это может показаться забавным, если вдуматься. Как могла Эвелин забыть сказать «бывшая жена»?

Джон Баббер стоял неподвижно, не спуская глаз с Берни ла Планта. Он видел, как все тщедушное тело Берни объято страхом. Ноги у него потеряли чувствительность, онемели, и он не знал, куда их девать, чтобы не упасть. Он никак не мог найти точку опоры. Теперь все так просто и легко, легко и просто, подумал Баббер, и начал тащить Берни к окну.

— Легко и просто, — сказал он вслух Берни. Тот сделал маленький шажок и снова застыл на месте.

— Что тебя заставило сделать это?.. Войти в горящий самолет? — спросил Джон. Он подумал, что, разговаривая с Берни, отвлечет его от боязни высоты.

Берни сделал еще один осторожный шаг.

— Не знаю. Тот мальчик попросил меня спасти его отца. И я подумал о своем сыне, Джое, о том проклятом пожарнике, с которым встречается моя жена. Я как будто спасал самого себя.

Как ни странно, Берни ла Плант никогда не произносил вслух ничего подобного, но теперь, высказав эти мысли, он осознал, что это сущая правда.

— Да, — задумчиво отозвался Джон. — А мне пришлось притворяться, что это мой ботинок.

У Берни вырвался нервный смешок.

— Теперь носи его, несчастный ублюдок. Теперь тебе каждый день придется изображать из себя героя, — Берни посмотрел на огромную толпу внизу, для которой Джон Баббер был героем, совершив, таким образом, свою вторую ошибку.

У Берни страшно закружилась голова, он качнулся, сделав неверный шаг. Толпа извергла единый, громкий вопль ужаса, когда она увидела, что человек на карнизе старается удержаться на ногах.

Джон Баббер протянул руку и схватил Берни за плечо: «Не волнуйся, приятель. Все будет хорошо».

Из пентхауза Гейл увидела, как Джон положил руку на плечо Берни, и затаила дыхание? Что такое? Неужели Джон хочет столкнуть Берни вниз? Несмотря ни на что, Гейл все еще верила, хотя у нее не было доказательств, что Берни обладает какой-то властью над Джоном. Вряд ли Джону Бабберу представится лучшая возможность избавиться от того, кто превратил его жизнь в ад.

— Не смотри вниз, — сказал Джон. — Закрой глаза. Сделай шаг, Берни. Вот так. Я с тобой, приятель.

Берни истекал потом, и холодный ночной ветер пронизывал его до костей. Он усилием воли открывал глаза, которые сами собой закрывались от усталости. Он сделал один неверный шаг, потом еще. Берни знал, что ему нельзя смотреть вниз, и все-таки посмотрел. Земля под его ногами вихрем закружилась, маленький фигурки людей стали похожи на муравьев, ползающих по гигантской космической карусели, которая вертелась все быстрее и быстрее…

— А-а-а-а… — закричал Берни и сорвался.

Эвелин и Джой с помощью полицейского в отчаянии прорывались сквозь толпу. Наконец, им удалось добраться до отеля. Сейчас что-то произойдет, что-то очень страшное. Люди вокруг них в ужасе кричали и плакали. Эвелин с Джоем посмотрели наверх и увидели, как Берни пошатнулся на карнизе, извиваясь всем телом, и упал.

— О Боже, Берни! — из груди Эвелин вырвался страшный вопль.

— Папа! — закричал Джой с искаженным от ужаса лицом. Ни один из них никогда не любил Берни больше, чем в эту минуту.

Гейл, объятая ужасом, в полном оцепенении приникла к окну. Для нее все происходящее не было сенсационной историей, для нее это была борьба не на жизнь, а на смерть, на исход которой не могли повлиять сотни снимающих ее камер. По крайней мере, для одного из находящихся на карнизе эта борьба закончится поражением.