Валерий Барабашов - Крестная мать

Вячеслав Егорович отодвинул телеграммы в сторону, занялся текущими делами; вызвал по телефону Павла Сайкина, попросил его приехать в управление.

— А ты чего мрачный такой, Умар? — спросил он Косова, повнимательнее глянув на своего начальника.

— Отчего веселиться?! — грустно вздохнул тот. — Кровь у меня на родине рекой льется. Ты же читаешь газеты, телевизор смотришь.

— Смотрю. И правильно, думаю, все понимаю. Есть бандиты, а есть порядочные люди, как у всякого народа. И чеченцы не все одинаковы. Тебя, например, мы знаем не первый год. Ты, по-моему, тут, в Придонске, всю жизнь?

— Да, с семьдесят второго года, скоро уже четверть века. На заводе сначала работал, потом по комсомольской путевке в милицию пошел. На русской, на Валентине, женат, двое детей у нас. Ты же знаешь!

— Знаю, да, — подтвердил Тягунов.

— Ну вот, — продолжал Косов. — Жил все эти годы и радовался, что в России, среди братьев. Никогда на себе косых взглядов не замечал. А тут еду на работу, в троллейбусе… — Он поперхнулся в этом месте рассказа, торопливо выпил воды, немного спокойнее продолжил. — Даже смотреть на меня стали по-другому, Слава! Морда, конечно, выдает — человек «кавказской национальности»! Этим все сказано.

— Мерещится тебе все это, Умар. Преувеличиваешь.

— Да какой преувеличиваю! — отмахнулся Косов. — Я же тебе свои подлинные ощущения рассказываю, — переменилось отношение к нам, кавказцам. Вчера, вон, по телевизору в Москве какого-то старика спрашивали — ну, одного из прохожих. Кто, мол, такие, по-вашему, чеченцы? Старик и рубанул, не задумываясь: «Бандиты!» И попробуй его переубедить. Бандиты мы и все тут. На всю страну сказано. Трупы русских ребят там, в Грозном, показывают, изувеченные, в разных позах — кто не содрогнется? Беженцы о себе рассказывают, как над ними дудаевцы еще до войны измывались… Хочешь не хочешь, а вывод сделаешь однозначный: чеченцы — изверги. А мне, чеченцу, каково все это слышать?

— Ну, ты же не с дудаевцами, с нами, — мягко возразил Тягунов. — По эту сторону.

— По эту, да.

Косов снова повернулся к сейфу, вытащил из него смятый небольшой листок бумаги, подал Вячеславу Егоровичу. На нем твердой рукой, большими печатными буквами было написано:

КОСОВ!

ЕСЛИ ТЫ НАСТОЯЩИЙ ЧЕЧЕНЕЦ, НЕ ПРЕДАТЕЛЬ СВОЕЙ РОДИНЫ, БРОСАЙ ВСЕ И СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙ В ГРОЗНЫЙ. ДЖОХАР ЗОВЕТ ТЕБЯ И ЖДЕТ. НЕ ПРИЕДЕШЬ — ПЕНЯЙ НА СЕБЯ. НЕ ЗАБЫВАЙ, ЧТО У ТЕБЯ РОДСТВЕННИКИ В АССИНОВСКОЙ. РОССИЯ БУДЕТ КУПАТЬСЯ В КРОВИ, ТАК СКАЗАЛ ДЖОХАР. ПОМНИ ЭТО! ПРИЕЗЖАЙ!

Твои земляки.

— Да, крепко написано! — Тягунов крутнул головой. — А кто же это такие, знаешь?

— Да знаю, — без особого желания отвечал Косов. — Из станицы Ассиновской это ребята — Рустам, Аслан, Саламбек. Они бывали здесь, в Придонске, знают, где я работаю. А люди это Лабазанова, если прямо сказать. Знаешь, кто такой Руслан Лабазанов?

— Еще бы! Начальник охраны у Дудаева. Или был. Я что-то читал потом, забыл уже — они вроде рассорились.

— Да, так, — кивнул Косов. — Когда в Грозном все это началось — мне домой звонили. Ну, смысл тот же, что и в записке: бросай все и приезжай. Спасать Родину. И табельное оружие прихвати, пригодится. Я им сказал: с Дудаевым и Лабазниковым мне не по пути. Это преступники. А я с ними двадцать с лишним лет уже воюю. Тогда они пригрозили мне, писульку эту в почтовый ящик подбросили.

— Когда это было?

— Ну… пятнадцатого или шестнадцатого декабря, в прошлом месяце, сразу после того, как боевые действия в Грозном начались.

— Начальству говорил?

— Нет, что ты! Зачем?! Меня это лично касается. Тебе одному говорю, Слава. А ты, пожалуйста… Ну, сам понимаешь. Я не из трусливых, но и лишних разговоров не хочу. И с дудаевцами у меня ничего общего, кроме, разумеется, Чечни. Но я же милиционер, Слава, до мозга костей милиционер! Как я могу быть с ними? Я их всю жизнь ловил и в тюрьмы сажал. А теперь что — в обнимку с бандитами, против России, против тебя? Русских мальчишек убивать?! А мои дети кто — русские? Чеченцы?

— Успокойся, Умар. Я никому не скажу. Это действительно твое личное дело. И спасибо тебе за доверие. Но если нужна будет какая помощь — скажи. Давай Валю твою с детьми отправим пока на время, а? Пусть у моей родни побудут, в Калаче. Да, кстати, а как с твоими родственниками? Они-то на чьей там стороне?

— На стороне Дудаева никого нет, Слава. Все в горы ушли, к старикам. Два племянника в российской армии служат, может, и воюют в Грозном, я не знаю. А дети, женщины, старики — в горах.