Валерий Барабашов - Крестная мать

— Какой ужас, Антон! — воскликнула Оксана Борисовна и опустила глаза, не могла больше смотреть на экран. — Зачем они это показывают?

«А если все это сейчас видит мать парня?» — невольно подумал Городецкий и зябко повел плечами, на какой-то миг забыв о собственных проблемах и тревогах.

Оксана Борисовна прижалась к его плечу, сказала вполголоса:

— Как хорошо, что мы уезжаем из этой варварской страны! Господи, такое смотреть!

И вот чета Городецких — в салоне самолета. Посадка уже завершена, самолет заполнен разношерстной публикой, звучит разноязыкая речь. На лицах пассажиров — будничное, ничем не омраченное выражение, люди озабочены лишь мелкими, предполетными проблемами: как поудобнее уложить на полке туго набитый портфель? Есть ли на борту «кока-кола»? Когда откроется туалет, а то четырехлетняя пассажирка не успела сделать совсем маленькое дело…

И только двое из всей пассажирской массы по-прежнему были напряжены и насторожены — господин и госпожа Городецкие. Да, документы в порядке, и к билетам претензий нет, волноваться, казалось бы, нечего, но самолет пока еще стоит в Москве, чем черт не шутит, появятся-таки в проходе салона, рядом с милашкой-стюардессой, что-то чирикающей сейчас в микрофон по-немецки, трое-четверо вежливых, хорошо одетых мужчин, что-то скажут стюардессе, и она все с той же любезностью и невозмутимостью на ухоженном, нежном лице объявит:

— Господа! Минуточку внимания! Ахтунг, ахтунг!.. Антона Михайловича Городецкого и его супругу просим подойти к нам. Повторяю…

Но никто не появился в самолете между мягкими креслами, и тяжкий нервный груз переживаний покинул Городецких — они посмотрели друг на друга глазами победителей.

Между тем двигатели лайнера мощно загудели, понесли его тяжелое тело по бетонке, все прибавляя скорости и легкости. И вот уже внизу замелькали огни большого аэропорта, а слева, как зарево, как огромная, в полнеба жаровня, поплыла вечерняя, такая знакомая, воспетая поэтами, некогда близкая и дорогая, но ставшая в одночасье чужою столица России — Москва.

Городецкие, повинуясь охватившему их чувству расставания, приникли к иллюминатору, долго, не отрываясь, смотрели на удаляющиеся огни, а потом кинулись в объятия друг друга и жарко обнялись.

— Антон! Родной мой! — с молодым задором и энергией говорила Оксана Борисовна. — Мы же летим! Понимаешь? Мы улетаем из России! Навсегда!

— Конечно, понимаю, радость моя! — Антон Михайлович взволнованно вытирал ладонью со щек жены слезы. — Поздравляю, Оксаночка! Мы с тобой так долго ждали этого момента и — дождались! Успокойся, все позади. У нас будет совсем другая жизнь. Я обещаю.

Они поцеловались. Оказывается, как давно, ужасно давно они не целовались! Оба стали такими деловыми, озабоченными, нервными с этой «Мечтой», с этими акциями, деньгами, проектами — не до поцелуев было! Мысль, воля, все их существо работало в одном направлении…

Летели теперь на Запад счастливые, гордые собой, спокойные за свое будущее состоятельные, можно сказать, и богатые люди. И Запад будет счастлив принять их. Неужели нет?

«Устроимся, сразу же начну лечиться у лучших гинекологов, — думала Оксана Борисовна, полулежа в белоснежном кресле. — Надо родить Антону ребеночка. Пусть возится, он еще не старый, пусть знает, что растет сын или дочь. Заботится. Некогда будет по девкам бегать…»

А Антон Михайлович в эту минуту с нежностью вспоминал своих акционеров, оставшихся в далеком уже, засыпанном снегом Придонске — акционеров, глупых и доверчивых, как почти все русские: «Спасибо, родные мои. Дай вам Бог здоровья. Мечтайте! Дети орлиного времени. До будущей революции!»

И еще он подумал о своих друзьях, точнее, о бывших друзьях — Феликсе, Аркадии Каменцеве, Захарьяне. Что ж, со временем они все узнают и по-разному, конечно, отнесутся к его поступку. Но плевать на их мнение. У каждого своя дорога в жизни.

А погуляли они в Придонске славненько! Будет что вспомнить. Одна вечеринка у Анны Никитичны чего стоит!

Хорошо было в самолете — тепло, уютно, покойно. Из служебного помещения пахло свежесваренным кофе, который сейчас начнут разносить стюардессы. От волос Оксаны Борисовны исходил тонкий запах французских духов, которые он привез ей прошлой осенью из Парижа. Духи эти всегда возбуждали в нем чувственность. Французы понимают толк в любви, этого не отнимешь!

Городецкий потянулся в сладкой истоме и положил руку на мягкое и теплое бедро Оксаны Борисовны…