Валерий Барабашов - Крестная мать

…Зайцев думал всего один вечер. Завалившись у себя в комнате на удобный широкий диван, нацепив наушники магнитофона, он слушал песни Патрисии Каас, постукивал в такт ногой по кожаной его спинке. На кухне мать готовила, как всегда, вкусный ужин, отец в своей комнате читал свежие газеты. Сейчас они все соберутся за обеденным столом, поговорят о том о сем, расскажут друг другу новости. Поговорят и о театре. Родители гордятся, что он — актер, создали дома все условия, радуются. Его работа — на виду и на слуху у всей общественности города, о театре пишут и говорят. Говорят и о нем, Сане, и родителям это приятно. Жаль, что у них в театре такое случилось. Покончила с собой молодая дуреха-актриса, партнерша Сани. Но что поделаешь — каждый выбирает свой жизненный путь, у каждого своя судьба! И кто сейчас от чего-нибудь подобного гарантирован?!

Так, обывательски, рассуждала в прошлый раз, когда они сидели за столом, мать, а отец хмурился, помалкивал. Уточнил лишь: «Это та самая Марийка, что Джульетту играла? А спектакля по Бунину я не успел посмотреть, жаль. Что вы там натворили… Жаль!»

И кого отец больше жалел — Бунина или Марийку — Саня не понял. Да и не очень обеспокоился.

Так что же сейчас он скажет своим родителям? Надо ли признаваться, что был в милиции и прокуратуре, затеял дело против Захарьяна?.. Мать, конечно, замашет руками, начнет отговаривать, ругать, а отец… да, отец поддержит его, если ему рассказать всю правду. Батя у него, Сани, правильный человек. Но тогда нужно будет признаваться в том, что через Михаила Анатольевича получил в качестве «стимула» миллион рублей за сцену в шалаше. Значит он, младший Зайцев, и есть главный виновник смерти Марийки?! Может быть, и убийца?

«Марийке подлость сделал, теперь Михаилу Анатольевичу свинью подложу, а за ним еще люди, — тягостно думал Саня. — А если Яна с Катей откажутся от показаний, то и меня из театра выгонят…»

— Саша, иди ужинать, — позвала из кухни мать. — И отца зови.

— Сейчас, — отозвался Саня, поднимаясь с дивана и всовывая ноги в теплые домашние тапочки.

Он выключил магнитофон, шагнул, было, к отцовской комнате. Вдруг зазвонил телефон в прихожей, и Саня взял трубку, как бы загодя демонстрируя доброе расположение к позвонившему, почти пропел:

— Алёо-о-о…

— Это Татьяна Николаевна, здравствуй, сынок. Я звонила в театр, но мне сказали, что сегодня нет спектакля и ты должен быть дома.

— Да, у меня сегодня нет спектакля, и я сегодня дома, — довольно сухо повторил Саня, стараясь, чтобы женщина уловила его интонации и не строила иллюзий: чуткому уху самая первая фраза собеседника многое скажет. Но названная Марийкина крестная кажется ничего не расслышала, не поняла. Примитивный, видно, человек, что с нее возьмешь?!

— Ты был у прокурора, сынок? В милиции?

— Был.

— И что же?

— Ничего.

— Не поняла… Ты погромче говори, что-то плохо слышно.

— Был, говорю. Потолковали и там, и там. Больше я туда не пойду.

— Почему?

— А зачем? Вы же знаете, она сама… Так мне и сказали. Чего теперь вину на других валить, людей мучить?

Какое-то время на том конце провода молчали. Потом Татьяна собралась с духом.

— Подонок ты! Я-то думала… Такую девушку вместе со своим режиссером загубил!.. Тварь!

— Вы! — повысил голос Саня. — Выбирайте выражения. И вообще — не смейте сюда больше звонить! — И он швырнул трубку.

За его спиной стоял отец.

— С кем это ты так… сурово?

— Да так. Человек один… ‘лезет не в свои дела. Да еще названивает, оскорбляет.

— Все равно, Саша, с людьми надо помягче обходиться. Ты человек в городе известный, что о тебе скажут?

— А, пусть что хотят говорят! — отмахнулся Саня. — Мне грубят, а я что должен, реверансы делать?.. Пошли ужинать, мама зовет.

За ужином он отмалчивался, родителям ни в чем не признался, на вопросы отвечал односложно, с неохотой. Жалел теперь, что на поминках разоткровенничался с этой Татьяной Николаевной, сказал лишнее, а она, вон, вцепилась…

Конечно, про «лимон» и спонсоров не нужно было говорить ни при каких обстоятельствах — он же выдал себя! Это улика, да еще какая! И как еще «крестная» Полозовой повернет? И что ему спонсоры скажут, если узнают? Михаил Анатольевич? Подумать страшно.

В общем, Саня, кругом ты дурак. С какой стороны ни поверни. А промолчал бы там, на поминках, поси-дел-погоревал, как все, да и ушел. Сколько людей тайны в себе носят! И кто о них знает?