Валерий Барабашов - Крестная мать

…Вечером Лукашин позвонил Дорошу домой, назвался Олегом Петровичем и попросил свидания.

Они примерно через час встретились, неспеша прогуливались по хрусткому от подмерзшего снега переулку недалеко от дома Дороша, спокойно, почти дружески, беседовали.

— Дам хорошую информацию, Анатолий, — бубнил Лукашин глуховатым голосом, — но с условием, что про «БМВ» ты забудешь. Информация стоит десять таких «тачек». А может, и больше, не знаю.

— Надо подумать, — осторожно отвечал Дорош: он боялся подвоха.

— Некогда думать. Я же знаю, что говорю.

— Говори.

— Я хочу получить гарантии. И ключи от гаража. И чтобы ты меня никогда больше не беспокоил. Я вообще… выхожу из игры. И от Городецкого уйду. Хватит.

— Над «Мечтой» нависли тучи? Крысы побежали с корабля?

— Пока что корабль плывет. Но течь, по-моему, есть.

— Так-так.

Дорош поднял воротник меховой куртки, покосился на напряженное лицо Лукашина — похоже, у того действительно важная информация. Что-то в ведомстве Городецкого произошло или может произойти — главный его охранник явно до чего-то додумался. Что ж.

— Ты поссорился с Городецким, Николай?

— Нет, не поссорился. Нам ссориться невыгодно. Просто… я хочу найти место поспокойнее. Подальше от денег. И чтобы руки-ноги бывшие диверсанты не ломали. А за деньги — запросто теперь могут подстрелить, лихих ребят много.

— Видел-видел, как вы эти мешки с деньгами возите, — хмыкнул Дорош. — Соблазн, конечно, для налетчиков.

— Ну так что, Анатолий? — Лукашин пошевелил больными пальцами (руку он засунул глубоко в карман пуховика). — Поладим, нет?

— У меня с собой нет ключей. Ты же не сказал.

— Ерунда, дом рядом. Главное, договориться.

— Что ж, говори. Чувствую, «БМВ» — действительно мелочь.

— И правильно чувствуешь. Я бы не стал возникать, обещать что-то. Но без гарантий ничего говорить не буду. Если Городецкий узнает, что я с тобой тут якшаюсь… мне не жить. Дураку понятно. Он найдет людей…

— Ладно, не пугай. Давай рассказывай. В конце концов, «БМВ» тебе Городецкий мог и подарить за хорошую службу, а?

— Слушай… так это же идея! — возликовал Лукашин. — Как мне самому в голову не пришло?! Это же новый поворот!.. Гм.

Сжато, емко, оперируя фактами и своими наблюдениями, он рассказал Дорошу все, что узнал и о чем догадался в последние дни.

Дорош внимательно, не перебивая, выслушал, бросил веско:

— Шеф за границу намылился, как пить дать. И не с пустыми руками. Потому и тебя с «БМВ» не тревожит.

— Бежать… «за бугор»? — искренне удивился, не поверил Лукашин. — Зачем? Ему разве в России плохо? Как сыр в масле катается.

— Там будет лучше.

— М-да… — Лукашин так поразился этой версии, что забыл даже, как у него пальцы болят. — Я думал, он просто приворовывает. А тут…

— Ну, я тоже точно пока ничего не могу утверждать, — заметил Дорош. — Как версия — да. И она, похоже, близка к истине. Но все равно надо еще поработать… Вот что, Николай. Ключи я тебе пока не отдам. Попробуй узнать все наверняка — куда и когда надумал слинять Городецкий. Может, он с билетами суетился, с заграничными паспортами, с бухгалтершей потолкуй, прижми ее как следует, пригрози с дачей, понял? Протянешь мне ниточку — на этом и расстанемся. Даю слово.

Лукашин помрачнел. Шел, прихрамывая, рядом, молчал. Потом деланно-покорно пообещал:

— Хорошо, попробую. И ты прав, с главбухом надо толковать. Рыльце у нее в пушку, баба она не из стойких, может дрогнуть. Хотя Городецкий ей вряд ли что-нибудь сказал о «бугре».

— Не сказал, разумеется, он же не дурак. Но она должна поразмышлять, повспоминать кое-какие разговоры. О финансах «Мечты» тебе подробнее рассказать — когда, кому и на какие цели была переведена сумма в Германию, кто принимал решение, какие есть документы. Главный бухгалтер все знает, не волнуйся. Ты лишь разговори ее. Но так — без нажима, понял? Нажимать мы потом будем… В общем, поработай. И позвони, я жду. Пока.

— Будь здоров.

Они кивнули друг другу, не подав руки, и разошлись в разные стороны.

Наутро Лукашин прямиком отправился к Городецкому. Наказав секретарше никого в кабинет не пускать, плотно прикрыл за собою дверь и грохнулся у стола шефа на колени.

— Антон Михайлович, дорогой! Хочешь — казни, а пожалеешь — помилуй! Но выслушай сначала.

Городецкий не на шутку встревожился. Шариком выкатился из-за стола, поднял Лукашина с колен, увел его в комнату за кабинетом, посадил рядом с собою на диван. Велел строго: