Андрей Белянин - Пуля для императора

– Уверен?

– Нет, – почти нежно улыбнулся он. – Можешь, рради меня, прросто прристррелить эту брританскую сучку!

Я дёрнулся было в его сторону, но в тот же миг в спину мне упёрлись сразу два ружейных ствола. Более чем красноречивое напоминание о том, кто тут хозяин положения, не так ли?

– Ещё двое поторропите своих, – приказал француз.

Парочка китайских солдат с напряжёнными лицами взяла винтовки наперевес и скрылась в сарае. Тишина. Ни звука, ни крика, ни выстрела.

– Diable! Что здесь прроисходит?!

Это были его последние слова. В воздухе раздался короткий свист, и француз изумлённо уставился на наконечник стрелы, торчащий из его груди.

– Кто… посмел стррелять?!

– Я стрелял, однако, – из-за соседнего забора встал высокий курыкан с обезображенным шрамом лицом. – Ты моего шамана напал, да-да! Плохой человек!

– Donnerwetter, – немец выхватил револьвер. – Что происходит?!

Вместо ответа двери сарая со скрипом распахнулись, а на пороге стояла сама Смерть!

Именно так, Смерть с большой буквы. Она была невероятно бледной, пошатывалась, носила черкеску и черную папаху, а в руках её был длинный казачий кинжал.

– Матвей?!

Я не мог поверить собственным глазам.

Папин казак без каких-либо лозунгов, боевых кличей, всяких там «Ура» или «За Бога, царя и Отечество», молча бросился вперёд, врываясь в ряды остолбеневших китайцев, как волк в овечье стадо. Это было жутко и страшно…

В один момент со всех сторон загрохотали ружейные выстрелы, раздался громкий русский мат, стоны, крики, и я не сразу понял, что началось. Меня сбили с ног, я откатился к стене сарая, хохоча, как сумасшедший, а во всём селе началась дичайшая резня!

Те самые простые сельские мужики, на исчезновение которых сетовал предатель-староста, внезапно возвратясь и объединившись с охотниками-курыканами, ведомыми вождём племени и стариком шаманом, с двух сторон взяли китайцев в клещи.

Бойня была страшная, кровь лилась рекой, и пощады не было никому. Я в этом не участвовал. К моему глубочайшему стыду и сожалению, встать на ноги со связанными руками и режущей болью в отбитых ребрах я уже не смог.

Матвей только разок глянул в мою сторону, убедился, что живой, и, прихрамывая, пошёл вперёд. Он был похож на какой-то кошмарный призрак из подвалов Тауэра. Воскресший мертвец, безумные глаза, ломаные движения, с опущенного вниз обоюдоострого кинжала капает тёплая кровь…

Всё закончилось очень быстро, меньше чем за полчаса. Весь отряд китайских оккупантов был просто вырезан. Сколько людей потеряли местные и курыканы, я не знаю, возможно, двух, или трёх, или больше, потому что китайцы тоже пытались дорого продать свою жизнь.

На их стороне были скорострельные винтовки новых моделей и армейская дисциплина. Но нападение было слишком неожиданным и так хорошо организованным, что у противника не оставалось ни малейшего шанса. Китайский офицер пытался бежать, но получил плотницкий топор меж лопаток…

Меня освободил старый шаман, дедушка Айгуль. Он разрезал маленьким ножом верёвки на моих руках и похлопал ладонью по щекам:

– Живой, однако? Хорошо, что живой, да-да! Зачем сразу не сказал, что ты Цепной Пёс?

– Не знал, что вам это важно…

– Цепные Псы – большие люди, да, – широко улыбнулся старик, отчего его глаза превратились в две узкие щёлки. – Ничего не боятся, ни тайги, ни зверя, ни духов! С нами дружат, да-да. Я им помогал, однако!

– Спасибо. – С его помощью мне кое-как удалось встать на ноги. – Там, в доме старосты, моя спутница. Её надо спасти.

Шаман понимающе кивнул и сунул мне в руку свой нож.

Забегая вперёд, скажу, что, к моему глубочайшему сожалению, он (в смысле нож) мне не понадобился. Там всё уже было решено без меня. И когда я добрёл от сарая до улицы, обходя трупы убитых китайцев, прямо от ворот мне на шею бросилась ревущая дочь английского посла. Живая…

Я прижал её к груди, и мы забыли обо всём на свете, даже земной шар словно бы прекратил вращение.

– Энни…

– Майкл… Я так… я боялась, что они убьют тебя!

– А я боялся, что тебя убьют.

– Не хочу больше тебя терять.

– Я сам больше не отпущу тебя, любимая…

Не знаю, сколько времени мы так простояли в обнимку.

Казалось, что никакая сила на свете не заставит меня разжать рук.

Я всё хотел ей сказать – о своих подозрениях и о своих чувствах, о том, что я каждую минуту только и думал о ней и что если бы ради неё мне пришлось бы расстаться с жизнью, то я с радостью…