Андрей Белянин - Пуля для императора

– Тогда глупо говорить на тругом языке, не находите? – Мой собеседник дал отмашку, и китайцы послушно отошли в сторону. – Слетуйте за мной, Михаил Строгофф. Надеюсь, вы бутете фести себя благоразумно?

– Это был чисто риторический вопрос?

– О, та, – немец криво улыбнулся, демонстративно положив ладонь на кобуру. – Вижу, мы прекрасно понимаем труг труга. К тому же мисс Энни Челлендер явно скучает по фашему обществу…

Последние слова мгновенно разрешили все мои сомнения. Энни жива, она у них, она в плену, и, возможно, с ней плохо обращаются. То есть, если я правильно запомнил слова того человека в феске, он хотел взять девушку себе или отдать на потеху своим солдатам. Вторым номером. Первым, естественно, всегда будет он.

Кто-то, возможно, тот самый немец, не позволил ему этого! Данного факта было вполне достаточно, чтобы я, скрепя сердце, пообещал самому себе не делать глупостей и всеми силами способствовать спасению жизни рыжей англичанки. Не знаю, почему я до сих пор говорю о ней так отстранённо. Если верить сердцу, мне бы давно стоило называть её…

– Прошу фас, герр Строгофф.

Я послушно поднялся за немцем по ступенькам крыльца, прошёл в дом и был остановлен в так называемой горнице или гостиной.

Там, за широким русским столом, сидели двое мужчин. Один явный европеец, с тонкими чертами лица, высоким лбом с залысинами и длинными кудрями на затылке, одетый в яркую военную форму французской кавалерии.

Если память мне не изменяет, нечто подобное носили отряды зуавов ещё во времена Наполеоновской империи. Хотя, конечно, могу и ошибаться, всё-таки я не специалист.

Второй был китайским офицером, судя по высокомерному виду – в чине подпоручика или даже капитана, не особо разбираюсь в их знаках различия. Его круглое лицо казалось непроницаемым для любых эмоций. Казалось, что легче расшевелить ту же Белую гору.

На столе стояла простая русская еда – варёная картошка, большой котелок кислых щей, ржаной хлеб и блюдо с рыбными расстегаями. Венчала пиршество полуторалитровая бутыль мутного самогону. Я вдруг почувствовал лютый голод…

– О ля-ля, мсье Стррогоф?! Наконец-то мы иметь честь вас видеть! – француз, даже не делая попытки привстать, отсалютовал гранёным стаканом в мою сторону. – Будьте такь добрры и пррисядьте с нами. Вам выпить чуть-чуть?

Похоже, они все тут убеждены, что идеально владеют русским и никто никогда не заподозрит в них чужеземцев. Ну, для китайцев, возможно, все они действительно выглядят на одно лицо и говорят одинаково, но для любого нормального русского…

– Не имею чести быть представленным по всем правилам, мсье, но вы получили передо мной преимущество. Vous connaissez mon nom, mais moi, je ne connais pas le votre [6] Вам известно моё имя, а мне ваше нет. ( франц .) .

– Ах, что за важность эти имена, – по-русски откликнулся он, хотя брови его изумлённо дрогнули.

Он явно не ожидал, что я столь свободно говорю на языке его родины.

Оксфордское образование не напрасно держит марку одного из лучших в современном мире и, надеюсь, не уронит этой заслуженной славы в обозримом будущем.

– Так фы готовы фыпить с нами? – Немец развязно плюхнулся на скамью рядом с французом, кивком головы указывая мне на табурет напротив.

Я игнорировал его приглашение.

– О, вам не стоит прояфлять излишнюю самоуференность, – поморщился немецкий гость, и француз поддержал его мягким кивком головы. – Настоятельно прошу фас присесть к столу. Как это у фас принято – откушать, чем Бог послал! Ужасная дикая формулирофка, не находите? Как можно предполагать, будто бы Господу нечего телать, кроме как посылать фам что-то на стол?! Фы не находите, что у Бога может быть много иных, более важных тел?

– Я не склонен вступать в философские или теологические споры с тем, кто напал на меня и без объяснений захватил в плен ни в чём не повинную гражданку Великобритании, мисс Энни Челлендер.

– Он всегда быль так упррям? – обернулся француз, сокрушённо покачивая кудряшками. – Мсье Стррогоф, мне кажется, что вы сейчас не в томь положении, чтобы иметь диктовать какие-либо условия, неть?

Да ну вас всех к Вольтеру в потную задницу, можно подумать, я этого не знаю!

Вся моя цивилизованная английская воспитанность требовала признать сложившееся единственно возможным и следовать сообразно сложившимся обстоятельствам.

Но какая-то потаённая, неизвестная мне часть русской души поднимала бунт! Бессмысленный и беспощадный бунт, когда ничего не важно, кроме самой возможности вот тут, прямо сейчас, плюнуть всем им в морду! А потом пусть расстреливают, не жалко, главное – плюнуть успел…