Александр Афанасьев - Битвы волков

– Передача активирована.

– Есть, сэр, передача пошла, канал пока стабилен.

Отставной сержант-майор армии США Тим МакНил ждал, пока оператор наберет номер.

– Самбука, Самбука…

– Есть, Самбука, слышу тебя, – отозвался эфир.

– Запрашиваю идентификацию.

– Идентификация – большая рыба, большая рыба.

– Код идентификации принят, спасибо. Сэр, канал установлен. Идентичность Самбуки подтверждена.

– Принял, спасибо. Самбука, как там у тебя.

– Сержант, докладываю о катастрофе, докладываю о катастрофе. Группа «Индеец» разгромлена русскими. У нас убитый, повторяю – у нас есть убитый.

Сержант выругался про себя. По званию сержант-майор примерно равен бригадному генералу, сержантская вертикаль званий отличается от офицерской и идет параллельно ей. Иногда у офицера и сержанта устанавливается отличное взаимопонимание и даже дружба, но чаще всего нет. Вот и МакНил, шотландец, недолюбливал армейского офицера Карлайла, который к тому же и облажался…

Но он был и профессионалом.

– Самбука, как это произошло? Есть угроза лагерю и персоналу?

– Отрицательно, сэр, угрозы нет. Я не хочу докладывать по этой линии.

Сержант-майор понял, что подчиненный прав.

– Принято. Явитесь с докладом, как только это будет возможно. И привезите тело, надо будет отправить его на родину.

– Тела нет, сэр. Группа попала под удар вертолетов.

Возможно, для офицера на это было плевать, но не для сержанта. Это офицеры сидят в офицерском клубе или в командирском блиндаже и попивают виски. А сержант всегда на передке, со своими людьми. Надо быть полным идиотом, чтобы вот так вот взять и шагнуть навстречу пулеметному огню. И чтобы такие идиоты находились, армия держится на традициях, одна из которых – не оставлять своих. Из боя возвращаются все, что живые, что мертвые.

И если офицерам плевать, то ему нет.

– Черт возьми, Самбука! – не сдержался сержант-майор. – Наведите у себя там порядок!

– Принял.

– Вам нужна помощь?

– Пока нет, сэр. Справляемся.

– Вижу, – буркнул МакНил. – Я направлю вам замену, как только она у меня будет.

– Принято.

– Тогда отбой…

Базар в Дербенте, одном из самых старых городов мира и самом старом городе России, мало чем отличался от махачкалинского…

Низенькие, разномастные, изуродованные пластиковыми стеклопакетами и назойливой рекламой дома, улица, на которой мирно соседствуют автомобили, маршрутки, мотороллеры, на которых тут возят и грузы, и людей, пешеходы, ослы и велосипеды. Назойливые гудки клаксонов, покупатели у торговых рядов, солидный, обстоятельный шум торга. Домам не скажешь – несколько десятков лет или несколько сотен, но реклама и пластиковые окна есть на всех – это не туристический город, люди здесь живут, и живут уже две с половиной тысяч лет как минимум. Вывеска «Дагпотребсоюз» из старых-престарых времен, оставшаяся здесь, как часть непередаваемого местного колорита и соседствующая в одном городе с развалинами древней крепости Нарын-кала и могилами ансаров Пророка на кладбище. Самодельные, разномастные торговые места, торг и контрабанда, питьевые фонтанчики и назойливые пацаны, предлагающие «мобилу, не паленую». Фрукты всех родов и видов, хна, басма и корень дерева арак – тут этим чистят зубы. Несмотря на то что санинспекции тут нет и не было, наверное, с советских времен, на базаре удивительно чисто для такого места, как базар. Это тебе не Кызыл-юрт какой-нибудь, где крысы под ногами шастают…

В Дербент я прибыл на машине, обычной «чистой» «десятке», бросил ее недалеко от рынка. Пошел своими ногами… даже особо не проверяя – идут, не идут. Дербент расположен на берегу и как бы спускается к морю, крепость Нарын-Кала – точнее то, что от нее осталось – видна из любой части города. К сожалению, если посмотреть вниз, то видны крыши домов времен развитого соцреализма. Как я уже говорил, люди тут не задумываются об истории, а просто живут…