Юлиан Бардин - Империя страха

— Ну мы же не навсегда расстаемся, — попытался разрядить ситуацию Антон, зная, что ее огорчает не столько их уход, а нечто гораздо большее и непоправимое, поэтому он лишь грустно промолвил: — Мы будем часто тебя навещать, честное слово.

Хозяйка квартиры попыталась улыбнуться, чтобы скрыть глубокую, ни с чем не сравнимую скорбь, и предупредила:

— Только не являйтесь без звонка, не люблю непрошеных гостей, особенно ночью…

Приятели поняли, что она намекает на первый их визит, и тоже, в свою очередь, улыбнулись.

— Спасибо тебе, Ольга, — Лямзин хотел пожать девушке руку, но потом передумал и крепко обнял ее, касаясь потрескавшимися губами гладкой, бархатной щеки: — Спасибо за все и прости.

Иваныч, по натуре своей менее сентиментальный, чем Антон, ограничился несколько неуместным похлопыванием по плечу. Но Ольга ловко перехватила его руку и настойчивым жестом привлекла к себе, прижавшись щекой к мускулистой груди.

Ваня почувствовал, как его грязная, пропотевшая рубашка намокает от женских слез, и тихо прошептал:

— Ну что ты, сестренка, что ты?.. Перестань, все будет хорошо.

— Угу, — пробормотала девушка, стараясь унять непрошеные слезы, и легко подтолкнула мужчину в спину: — Иди… Хотя нет, постой!

Ольга круто развернулась и подошла к серванту. Распахнув дверцу, она вытащила скрученное в рулон полотно и позолоченную цепочку:

— Забери это.

— Может, оставишь себе на память? — неуверенно предложил Иваныч.

— Слишком грустная она — эта память, — отозвалась девушка и повторила: — Теперь иди…

Сквозь приоткрывшуюся дверь потянуло сквозняком; ветер от всей души веселился в разбитом окне, заглядывая в самые потаенные закоулочки притихшей квартиры.

Ольга опустилась на диван, почти не ощущая пронизывающего до костей холода, и стала отрешенно поглаживать плюшевого медвежонка.

К ней приблизился Артем, присев на корточки, он проникновенным голосом спросил:

— Хочешь, я останусь с тобой?

— Нет, — она отрицательно качнула головой, избегая встречаться с ним глазами, — не нужно. Я хочу побыть одна.

— А как же окно? — удивился Белецкий, но тут же встрепенулся: — Я сейчас его занавешу покрывалом, а завтра вызову мастера…

— Не надо, — ласково, но настойчиво сказала она, — я сама все сделаю, а ты уходи… пожалуйста. И спасибо тебе за все, я этого никогда не забуду.

Он понял, что дальнейшие разговоры бессмысленны, поэтому выпрямился и, прежде чем покинуть квартиру, грустно произнес:

— Да что там… мы же друзья, а между друзьями какие счеты?..

Такова уж сегодня выпала незавидная роль горемычной двери — выпускать тех, кому надо было бы или просто хотелось остаться.

Раздался металлический щелчок захлопнувшегося замка, и только сейчас Ольга ощутила настоящее, грустное одиночество.

Порывисто поднявшись, она бросилась в спальню и упала на кровать, уткнувшись лицом в мягкую подушку. Девушка плакала молча, не издавая ни единого звука, ощущая солоноватый привкус на губах.

Но псу, который все это время был заперт в комнате, и не нужны были никакие звуки — он понимал все своим огромным собачьим сердцем, принявшись лизать свесившуюся с постели ладонь хозяйки мокрым шершавым языком.

— Ну что, куда едем? — спросил Иваныч приятеля, когда они вышли со двора.

— Не знаю, — честно признался Антон. — Неплохо было бы выпить. У меня еще остались кое-какие деньги, может, зайдем в какой-нибудь кабак и нажремся до поросячьего визга?

— Хорошая идея, — согласился Чижов, но внес определенные коррективы: — Только лучше давай поедем ко мне на дачу, чем искать на свои задницы приключений, шляясь по кабакам.

Лямзин, не сказав ни слова в ответ, направился к светящейся галерее ночных киосков, извлекая на ходу тонкую пачку изрядно потрепанных купюр.

Им потребовалось около часа, чтобы добраться до дачи Чижова.

Одиноко стоящий дом по-прежнему выглядел унылым, темным и безлюдным. Дверь была распахнута настежь, качаясь и поскрипывая на холодном ветру.

Зайдя в прихожую, Ваня включил свет и несколько отрешенным взглядом уставился на разбитое окно.

— Значит, здесь все и начиналось, — больше утверждаясь в своих словах, чем спрашивая, протянул майор.

— Угу, — промычал каскадер и, принеся из спальни полосатое верблюжье одеяло, принялся занавешивать зияющее окно.

Антон уселся за круглый, местами облупившийся столик и вытряхнул на него содержимое пластикового пакета. Литровая бутылка «Абсолюта» покатилась по крышке, рискуя свалиться на пол, но Лямзин без труда перехватил ее и привел в устойчивое, вертикальное положение.