Александр Афанасьев - Жизнь длиною в обойму

– Да, сэр…

– Разойдись. Отныне – готовность пятнадцать майк [29].

– Есть, сэр…

Морские пехотинцы проводили их временного командира недобрыми взглядами.

– Сардж, какого черта происходит? – спросил Крайст.

– Я знаю не больше твоего. Так что лучше заткнись, Христосик, ясно тебе?

– Да? А когда меня будут спрашивать про вчерашний вылет и левые патроны, мне тоже заткнуться?

– Я сказал, заткнись! По-хорошему!

– Есть, сэр… – уныло сказал Крайст.

– Сэр, – сказал еще один морпех, – этот парень сам по уши в дерьме и нас в дерьмо тянет, вот и всё. Что вчера была за разборка? Вы уверены, что это было кем-то санкционировано? Я на такое г…о не подписывался.

– Я знаю только одно, парни, что приказ находится здесь, нам отдали из штаба Центрального командования. Если кого-то не устраивает – может переводиться в Ирак, будет там стоять у ворот посольства в Багдаде на стреме и ждать, пока хаджи рванут в город, о’кей?

– Ясно, сэр.

– Привести в порядок себя и оружие. И не разбредаться. Хуа?

– Хуа!

– Заглохните, придурки!

Нервы у Бесника Дудаевича сегодня были реально на взводе…

Музыка выключилась…

Во-первых, он поссорился со своей женщиной, и та убежала. Это плохо не только из-за того, что он по ней скучает, но и потому, что это видят остальные. Если амир не может справиться со своей женщиной, какой же он амир?

Может быть, надо было взять рабыню, как это делают многие, и сделать своей наложницей?

Но он любит эту суку. Любит по-настоящему…

Она, конечно, вернется. Но надо что-то делать. Видимо, она все еще не забыла родной дом и отца. Он сразу сказал ей – он простой парень из горной деревни. Если она не примет этого – ничего не будет. Она сказала, что поняла, но ни черта она не поняла…

Второе – это журналистка. Что с ней делать?..

Собственно, он из-за Рокси все это и начал. Без нее он бы так и оставался обычным пацаном из горного села, искренне верящим в Аллаха и делающим, что по силам на джихаде. Но она была дочерью миллионера и привыкла к определенному уровню жизни. Он это понимал и стремился. Искал пути заработка.

А она… с…а.

Нет, с ней серьезно надо поговорить…

Из-за нее он пошел на то, на что не пошел бы при других обстоятельствах. Еще год назад он исполнил бы приказ в точности – кончил бы эту журналистку и закопал где-нибудь, а потом вместе со всем джамаатом вышел бы на джихад. Но он понимал, что на сей раз все может быть по-взрослому. Американцы – а он понимал, что это американцы, – подписали их на такую западлянку, из которой затруднительно выйти живым. Значит, он погибнет, а ему и тридцати нет. И отказаться нельзя – американцы контролируют те счета, на которые скидывали ему вознаграждение. Нет, что-то ему доставалось для поддержания штанов – но большая часть денег лежала в банке, и он понимал, что стоит ему не подчиниться – американцы заблокируют, а потом и обнулят его счет. Так они контролируют его. Так они контролируют всех остальных.

Еще год назад он не задумывался об этом. Но Рокси научила его думать. И теперь он хотел жить. Ради нее. Ради того, чтобы быть с ней.

Теперь он не хотел становиться шахидом на пути Аллаха. Да пошли они все…

Как только ему в руки попала эта гребаная шведская журналистка, он сразу понял – вот оно. Его шанс.

Получить за нее выкуп, большую сумму денег от шведов – и тут же свалить. Плевать на то, что было накоплено ранее, пусть американцы это забирают. Денег за журналистку будет достаточно. Как только он получит их – они с Рокси переберутся в Македонию, она там многих знает. Сядут на корабль, он доставит их в Африку. Потом из одного из портов на западном побережье Африки они отплывут в Латинскую Америку и растворятся там. Он купит какой-нибудь бизнес в Аргентине, сыграет свадьбу с Рокси и забудет навсегда о том, что здесь происходило. Американцы, джихад… пошло оно все к черту!

– К черту! – заорал он.

Рокси…

Что же делать?

Поедет ли она с ним?

А с американцами надо завязывать. Это дорога в один конец.