Александр Тамоников - Один к десяти

Доронин прекрасно понимал, что с уходом Смирнова участь его как командира роты, а возможно, и офицера предрешена. Куделин приложит все силы, чтобы смешать его с дерьмом, а в армии это, к сожалению, проще простого. Написать рапорт о переводе в другую часть? Это, в принципе, возможно, но как же Катюша? Забрать с собой всю семью? Вот так сразу, когда он им еще никто? И куда забрать? В новом гарнизоне в лучшем случае он может рассчитывать на комнату в общаге. Нет, это нереально. «Значит, что? Увольняться? — задавал себе вопросы Александр, сидя в канцелярии роты. — Да. Скорее всего — придется уволиться. Не лизать же задницу Куделину? Этого не будет никогда».

— О чем мысли? — неожиданно, как всегда, во шел Чирков. Даже дневальный не среагировал.

— О службе.

— Нашел о чем думать. Что ей, службе, будет? Идет она и идет. Хреново, правда, в последнее время, но это от нас, Сань, никак не зависит.

— Тебе все равно, что будет дальше?

— Мне не все равно. Но что ты можешь предложить? Плясать под дудку Куделина? Ты как хочешь, а я не буду.

— Я вообще думаю уволиться. Завтра подам рапорт на отпуск, отгуляю как следует, а потом — пошло оно все к черту! Квартира есть, работу найду.

— Ну и что тогда нос вешать? Что мы, на гражданке не пристроимся?

— Ты что, тоже решил уволиться?

— Нет, буду ждать, пока Куделин и такие, как он, выгонят. И потом, вместе нам легче будет устроиться в жизни. Создадим какое-нибудь ЧП. По крайней мере, зарплату месяцами ждать не будем. А Куделину я, Сань, гадом буду, в пятачину все же заеду от души. За все его гнидство.

— Солдат бросать жалко. Верят они в нас, Володь.

— Верят. Но верят потому, что такие мы, как есть. Если же изменимся и станем подхалимами, поверь мне, отношение к нам быстро изменится. Так что, Сань, давай решать прямо сейчас, уходим?

Доронин задумался. Ответь он сейчас утвердительно — и все, надо идти до конца. Посоветоваться с Катей? А что она может посоветовать, не зная систему, в которой ему приходится крутиться? Подумать еще? А смысл? Думай не думай, но выбора нет. Куделин свой первый шаг уже сделал, заменив взводного Андреева на Панкратова. Именно на Панкратова — такого же карьериста и себялюбца, как сам. Ясно, что вопрос о снятии с роты его, Доронина, уже решен Куделиным. Так что же тогда думать, пытаясь найти выход, которого нет? Да. Надо уходить. А солдаты? Они поймут. И будет лучше, если они увидят, что офицер уходит, не изменяя своим принципам, чем предательство в личных, корыстных целях. Именно предательство по отношению к своим подчиненным. А это не прощается.

Чирков молча курил, не втягивая друга в разговор, давая ему проанализировать ситуацию и окончательно принять решение. Для себя Володя решил — марионеткой он не будет ни в чьих руках. И увольнение — вопрос решенный. Он ждал, что скажет друг. Доронин наконец нарушил молчание:

— Уходим, Володь. Но сначала отпуск. Вернусь — рапорт на стол. Решено!

— Ну а я начинаю завтра же. Пойду к Куделину, брошу рапорт и еще парочку слов ласковых, чтобы ускорил процесс. Я устрою ему напоследок цирк, где клоуном выставлю его, поганца.

— Брось, Володь, тебе это надо?

— Еще как. Отыграюсь я на нем, отыграюсь. Всю правду-матку ему в глаза выскажу.

— Это твое дело. Пошли домой?

— А как же общая вечерняя поверка?

— Пошла она к черту! Панкратов пусть тренируется, а я лучше с Катюшей вечер проведу.

— Пошли. Только я в роту позвоню. Предупрежу старшину.

Доронин вместе с Чирковым вышли из канцелярии. Александр приказал дневальному вызвать старшину. Тот тут же появился из своей каптерки.

— Вызывали, товарищ старший лейтенант?

— Слушай, Акиф, где у нас сейчас Панкратов, не в курсе?

— По-моему, в штабе, мне он не докладывает.

— Он никому не докладывает, кроме Куделина. В общем, передай ему — пусть выводит вечером роту на Общую поверку. Меня не будет.

— Что так?

— Не хочу!

— Складываешь крылья, командир?

— Правильнее будет сказать — обрезают их мне, Акиф.

— Слышал уже. Что дальше-то будет?

— А ничего. Служба будет для тебя. Ты мужик деловой, можно сказать, незаменимый. Служи, старшина.

— Завтра на подъеме будешь?

— Вряд ли.

— Ладно. Я приду. Плохо все это, Сань, очень даже плохо.

— Кто бы спорил, мой нерусский друг. Ну давай. Будут вызывать — посыльного зря не гоняй. Не приду.

— Понял.

— До завтра, Акиф!

— До завтра, — вздохнул старшина, понимая, что и в его жизни наступают изменения, и далеко не в лучшую сторону.