Александр Тамоников - Один к десяти

И потом, товарищ подполковник, — поддержал, Чирков, — из-за чего вся эта карусель вокруг этого? Вы-то должны знать. Ведь ясно, что Куделину рота нужна, должность свободная, чтобы Панкратова толкнуть.

— Все сказали? Значит, Куделин во всем виноват? А вы — ангелы с крылышками? Ты, Чирков, спрашиваешь из-за чего закрутилась карусель вокруг Доронина? А не сам ли Доронин дал повод для этого? Не дай он в морду сержанту, а посади на гауптвахту, как положено, и все было бы иначе. Не попадись он с пьянкой…

— Да какой пьянкой, товарищ подполковник?

— Молчи! Ты свое уже высказал. Не попадись, повторяю, с пьянкой, тоже не было бы ничего. Не пошли он на три буквы посыльного, а заступи на службу, и здесь ничего бы не было. Не было бы у Куделина против Доронина ничего. Так кто, в конце концов, виноват? Куделин, который, согласен, ведет себя подло? Или Доронин, который своим поведением провоцирует замполита? Но зам по воспитательной старше и по званию, и по должности, а в армии существует еще понятие о субординации. Видишь, что начальник «перегибает палку», — доложи вышестоящему командиру, а не посылай куда не следует. А вы распоясались, потеряли контроль над эмоциями. И ладно еще Доронин, его еще можно понять, правда, с большим натягом. Он защищался. И делал это не лучшим образом, мягко говоря. Ну а ты, Чирков, почему оскорбил старшего офицера? Какое имел право? Правды добиваетесь? Да ничего подобного. Так правды не добиваются. И какой, собственно, правды? Ведь формально Куделин во всем прав. Разве за Дорониным числится мало грешков? А, старлей? Да будь ты чист, Куделин ничего бы не смог предпринять, как бы этого ни хотел. В первую очередь надо уметь себя контролировать, а не переводить стрелки на других. Вот вы мне ответьте оба: зачем сами в петлю лезете? Не хотите служить? Рапорта на стол и до свидания! И нечего шоу устраивать, шоумены тоже мне…

Наступила короткая пауза. Командир закурил.

— Вы же училища заканчивали не затем, чтобы потом, получив диплом, «слинять» на «гражданку». Вы служить пришли. Я знаю. Научился, слава богу, в людях разбираться и видел в Афгане, как такие, как вы, героями становились, а Панкратовы и Куделины тихими мышами сроки отбывали. Так какого черта подставляете себя? Вы утверждаете, что я не вижу, что в части происходит. Ошибаетесь. Все вижу. И больно мне, понимаете, больно, а вы мне соли на раны не скупясь… Мы служить должны, людей воспитывать, долг свой исполнять. Посмотрите, кто к нам в последние годы приходит? Наркоманы, алкоголики, дистрофики, лица, ранее связанные с криминалом. Психически нездоровая молодежь. Может быть, я и утрирую, но это имеет место. И мы должны с ними работать. А в этих условиях нужны офицеры настоящие, преданные делу своему. Я почему защищаю вас? Потому что именно в вас вижу тот костяк, вокруг которого можно создать здоровый коллектив. За всей вашей раздолбанностью, внешней шелухой разгильдяйства скрывается истинная военная жилка, надежность, способность держать многоликий коллектив в готовности для выполнения боевой задачи. А вы? Да ладно!

Командир махнул рукой.

— Делайте что хотите, свободны. Офицеры не торопились уходить.

— Ну что застыли? Сказал же — свободны.

— Извините, товарищ подполковник.

— Чего уж там. В себе разберитесь, передо мной не надо извиняться! О дальнейшем подумайте.

Командир подошел к краю сцены, вновь закурил, показывая, что разговор окончательно закончен.

Чирков с Дорониным тихо вышли из зала.

На улице шел мелкий дождь. На душе было пакостно. Шли по центральной аллее к КПП молча, каждый думал о своем.

Думал и командир, стоя на сцене один в большом зале клуба. И задача, которую ему предстояло решить, была непроста.

Зная паршивый, склочный характер своего заместителя по воспитательной работе, он ломал голову, как сгладить возникший конфликт. И решения пока не находил. Куделин, если еще удастся его уломать, непременно потребует, чтобы Доронин и Чирков публично извинились. Офицеры этого не сделают, прекрасно понимая, что после извинений примирения не наступит.

Куделин, напротив, усилит нажим, почувствовав слабость оппонента. Такова его натура — безжалостно давить неугодных, подминая под себя, заставляя испытывать постоянную от него зависимость.

Если же не предпринимать ничего, то завтра в вышестоящий штаб полетит такая бумага, что реально встанет вопрос о немедленном увольнении Доронина и Чиркова.

Убедить Куделина не делать этого он, Смирнов, не сможет. Приказать? Тот тут же обжалует приказ. Вот, блин, загнали тоже занозу в часть. Быстрее продвигали бы его, что ли, выше, пока он здесь все не развалил своими интригами…